Ровно в семь Путилин и Жуков вошли в трехэтажный дом на … улице.
– Голубчик, – произнёс Иван Дмитриевич, протягивая швейцару цилиндр и трость, – доложи графине, что прибыл господин Путилин.
– Мне приказано Вас проводить.
– Выполняй поручение.
В гостиной, в которую был препровожден начальник сыскной полиции и его помощник, было светло, множество свечей освещали каждый закуток. В креслах сидели дамы – хозяйка графиня Прозоровская, в сиреневого цвета платье с пышной прической, рядом Глафира Нистратовна Новосельцева, пока еще жена промышленника, владельца многомиллионного состояния. В третьем с длинной папиросой в руке Ирина Мельникова, самая молодая, но уже претендующая на разрыв семейных отношений после нескольких лет замужества.
– Дамы, – Путилин галантно наклонил голову, приложив правую руку к груди, при этом смущенно улыбнулся, – и господа! – мужчины стояли вместе, бросая настороженные взгляды на начальника сыскной полиции. – Чрезвычайные обстоятельства принудили меня просить у Вас аудиенции для решения весьма щекотливого вопроса, который, поверьте, мне не хотелось выносить на суд общественного мнения.
– Nous avons besoin de cette limier? (Что от нас нужно этой ищейке?) – произнёс граф Прозоровский, выпуская дым изо рта.
– Graf, plus silencieux. Laissez—nous commencer; entendre le limier. (Граф, потише. Давайте для начала послушаем эту ищейку).– Сказал Сергей Павлович и обратился к Ивану Дмитриевичу, – и чем, милостливый государь, мы обязаны столь экстравагантной встрече.
– Позвольте у Вас полюбопытствовать, – Путилин обвел присутствующих взглядом, – насколько я осведомлен все вы собрались разорвать семейные узы?
– Это, господин полицейский, не Ваше дело, – раздраженным тоном произнёс Новосельцев.
– Да, я прошу простить за вторжение в интимную сторону ваших отношений, но речь идет о судьбе некоего господина, который препятствовал вашему счастью.
– К Вашему сведению, – граф Прозоровский пронзил Путилина заинтересованным взглядом, – у каждого из нас хватает недоброжелателей. Так о ком из них идет речь?
– О господине Комарове, – Иван Дмитриевич старался каждого окинуть взглядом, стараясь угадать охватившие присутствующих чувства.
– Боже мой, – наигранно воскликнула госпожа Новосельцева, – что же случилось с вышеуказанным господином?
Ни у кого ни лице не промелькнула искра заинтересованности судьбой секретаря Духовной Консистории.
– Он пропал, – без всякой интонации произнёс Путилин.
– Пропал? – повторила Глафира Нистратовна, а у самой промелькнули в глазах озорные искорки.
– Увы, пропал, – начальник сыскной полиции развел руками, – приехал, видите ли, к месту службы и подле самых дверей, взял и пропал, как нос господина Ковалева.
– Простите, чей нос? – нахмурил лоб господин Новосельцев.
– Серж, – повысила голос Глафира Нистратовна, по всей видимости привыкшая одергивать своего не очень образованного мужа, как иногда говорила своим наперсницам. То только сжал в раздражении губы.
– В одно прекрасное утро проснувшийся майор Ковалев, – Иван Дмитриевич смотрел только на Новосельцева, – обнаружил, что его собственный нос исчез и начал жить своей жизнью, так повествуется в сочинении литератора Гоголя.
– Как я полагаю, – граф Прозоровский перебил Путилина, – вы пришли не рассказывать нам о сочинениях литераторов, а с более определенной целью.
– Совершенно верно, – наклонил голову в знак согласия, – у меня совершенно другие цели.
