Оставленное на острове снаряжение и рюкзаки оказались в целости и сохранности. Наспех поели консервов (холодную уху не хотелось) и выпили по полкружки растворимого кофе. Вчера Сергей перед тем, как колдовать над ухой, догадался часть кипятка отлить в термос. Горячее питье после заплыва в холодной воде приятно согревало внутренности. Физическая усталость давала о себе знать. Почему-то уже никто не говорил о необходимости выставлять часовых. Бесполезно: вымотанные организмы всё равно сморил бы сон. Трудно человеку почти трое суток не спать. Как обычно, в одной палатке расположились Денисов с Глебовым, в другой – братья Николишины. Уже забравшись в спальный мешок, перед тем, как погрузиться в тяжёлое и вязкое забытье, Лёха неожиданно выдал:
– Мужики, помните сегодняшний бой у сарая?
– Ну? – отозвался из соседней стоявшей почти вплотную палатки Игорь, который вряд ли когда-нибудь забудет ту перестрелку и несчастные сантиметры, отделявшие разбитый бинокль от виска.
– Я почему-то вспомнил Твардовского.
Мимо их висков вихрастых
Мимо их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минет ли в этот раз?
– И что? – спросил Игорь сонным голосом.
– Всё-таки нехорошо это как-то выглядит на бумаге без отменённой буквы «ё». Я бы заменил на «и минует ли сейчас».
Мужики уткнулись в подушки, чтобы не разорвать тишину молодецким гоготом.
– Как говорил Остап Бендер, побольше цинизма, людям это нравится, – поддержал Лёху Игорь.
Через пять минут они забылись тяжёлым сном.
***
Утром поднялись чуть свет. Около шести утра. Первым делом попытались проверить, на месте ли немцы. Но утренний туман пока скрывал мост. Грустные сели завтракать. Попили кофе с бутербродами. Закурили.
– Итак, мы убедились в реальности этого дурдома, но я не могу понять, возможно ли это с точки зрения физики? Этот вопрос не идёт из головы, – начал разговор Гек. – Так, допустим, что это всё же случилось, как попадём в наше время? И попадём ли? Если останемся здесь, как жить, куда идти? Ужас! Хочу домой, к жене, детям, отдельной квартире, Интернету, тёплому клозету и ванной, к мещанскому уюту. Не хочу скакать по пампасам с автоматом и воевать-убивать, – в Генкином голосе звучала тоска. – Нет, серьёзно, до сих пор не могу прийти в себя от мысли, что я человека убил. И не важно, что он фашист. Просто я убил человека! Помните в «Женитьбе»: «Я вам не субъект какой-нибудь, неодушевленное имя существительное. И я в душе тоже свой жанр имею!»
Игорь тяжело вздохнул:
– Знаешь, братан, жанр у нас сейчас только один на всех – приключенческо-фантастический. Но не как в романах, когда Воин Добра и Света лихо выходит из немыслимых передряг и побеждает всякое там Говно Унылое. У нас здесь возможны летальные исходы. Поэтому, наверное, чтобы выжить, мы просто вынуждены убивать. Иначе они нас.
Тягостное молчание, кричавшее о многом, нарушил Сергей:
– То, что мы оказались в прошлом, это понятно, только в каком прошлом?
– Скорее всего, мы оказались в параллельной реальности, – предположил Денисов. – Вспомните, мы вам с Гешкой рассказывали про Николая Ивановича и в каких реалиях он живёт.
– А я сомневаюсь, что вообще возможна переброска предметов и, самое главное, человека из одного времени в другое или, скажем, так называемая нуль-транспортировка, как, например в фильме «Муха». Кстати, что вы думаете по поводу того же «филадельфийского эксперимента»? Лёх, помнишь, мы начали говорить о нём по дороге в Кубринск?
