Заключенная собралась духом, чуть придвинулась к странной выемке.
– Кто здесь? – прошептала она, и содрогнулась от собственного голоса, так оглушительно взорвавшегося в черной пустоте.
Ответа не последовало.
– Умоляю вас, отзовитесь… – проговорила она еще громче, – Я же слышу, что вы где-то рядом, – и снова прислушалась.
– Никого здесь нет, – ответила стена. Голос был сдавленным, задушенным, едва различимым, полным отчуждения и боли… Но, несмотря на это, молодым.
Странно… Разве стены узилищ не должны обладать голосом старца? – подумала она, придвинувшись еще ближе к каменной выемке.
– Кто ты? – спросила заключенная.
– Никто, – равнодушно отозвалась стена.
– Но имя-то у тебя есть?
– Какая тебе разница? – огрызнулась стена.
– Ты давно здесь?
– Не знаю… Что значит давно?
– Сколько дней? Или, может, месяцев?
– Не знаю… Тут время не течет – оно неподвижно и твердо, как скала… Ведь нет ничего, чем можно его измерить. Разве что собственным дыханием… Только, кажется, я уже умер и не могу дышать.
– Ты жив… Я слышу, как ты дышишь. И я с тобой разговариваю. А я-то все-таки живая.
– Ты в этом уверена? – печально спросила стена.
Заключенная не ответила. Снова протиснула руку в каменную пасть, теперь уже дальше и глубже, пока не смогла распрямить ладонь по ту сторону преграды. Там было пусто.
– Можешь подойти? Я просунула руку в твою камеру. Прикоснись ко мне.
– Зачем?
– Хочу чувствовать, что рядом есть человек. Мне страшно…
– Я уже не человек, – горько усмехнулась стена, – я чудовище. Сам себя боюсь. Хорошо, что здесь темно, и я не вижу, что со мной сделали, но… Я не осмеливаюсь даже прикоснуться к своему лицу, потому что знаю, в нем уже нет ничего человеческого.
– Почему? Тебя избили? Покалечили? Что с тобой?
– Иногда они приходят, чтобы отвести меня туда, и… Я закрываю глаза, чтобы случайно не увидеть где-нибудь свое отражение, – сбивчиво продолжил голос, будто не слыша ее вопросы, – мне все равно, что они со мной делают, и зачем им это нужно. Просто хочу, чтобы все закончилось. Хочу, чтобы это тело поскорее сгнило, исчезло, хочу, чтобы, наконец, заткнулся мой разум…
– Господи… Да что же они с тобой делают? Тебя пытают?
– …Потому что разум все время твердит, что я заслужил это… что я заслужил…
– Да какое же преступление нужно совершить, чтобы заслужить такое?!
– Тебя за что посадили? – спросил голос, в очередной раз проигнорировав ее вопрос.
– Не знаю… Меня не должны были садить за решетку. Мне заплатили, чтобы я… ну… – она замялась, не зная, как бы помягче объяснить, – В общем, последняя воля приговоренного к смертной казни – он пожелал женщину. Вот меня и привели.
– А, значит ты из этих… – разочарованно проныла стена, – И что? Скольких ты тут уже обрекла гнить заживо?
– Что?
– Не делай вид, что не понимаешь… Все началось после того, как ко мне в камеру тоже прислали одну такую ночную фею. Я даже не понимал, что все происходило на самом деле. Думал, приснилось. А потом начала развиваться болезнь…
– Я ничем не больна. Меня и здесь проверили, прежде чем пускать… Какую-то прививку еще поставили – до сих пор жжется.
– Дурочка… Бедная наивная дурочка, – прошептала стена уже мягко и ласково, и она почувствовала, как влажные костлявые пальцы обхватывают ее ладонь.
– Эй, не трогай меня, раз ты болен! – вскрикнула заключенная, и попыталась вырваться, – Ты же сам меня сейчас заразишь!
Он неохотно выпустил ее, а потом, словно обидевшись, отполз подальше и долго не отзывался.
