– Что, все так плохо? Ты похож на насупившегося и озадаченного дикобраза, Фредо, – проговорил он.
– Я лучше промолчу, не буду говорить, на кого ты сам сейчас похож, – усмехнулся в ответ лохмач, потом потянулся к бутылке агуардъенды, вручил ему, – На. Пару глотков. Как подействует, буду доставать пулю.
Он послушно принял бутыль, подумав, что в этом было даже что-то почетное… Некое благородство в том, что он первый раз в жизни пригубит спиртное, не ради забавы и потехи, а вот так – как настоящий боец, стойко переносящий муки своего героического увечья.
На вкус эта штука была жуткой: так обожгла рот и гортань, что он даже закашлялся. Но по телу разлилось вполне приятное тепло. И голова закружилась почти сразу, словно в свободном полете. И почему-то стало весело, радостно, легко… И ни с того ни с сего вдруг вспомнилась Кармила – еще одно таинственное лакомство, которое ему предстояло попробовать.
Дожидаясь, пока действие этой «анестезии» скажется не только на его настроении, но и на теле, Фернандо решил заняться вторым раненным.
– Ты прав, Тоб, у тебя тут просто царапина, – сообщил Фредо, стягивая с гарифуна рубашку, – Даже бинты жалко на тебя переводить.
– И не нужно. Вон дай лекарства из бутыля, и хорош…
– Ну, как скажешь, – лохмач взял бутылку, но вместо того, чтобы передать ее Тобо в руки, щедро плеснул из нее на рану.
– Ах, ты сволочь! – взревел гарифуна, дуя на свое плечо, – Вот ты, значит, как!
– Ну а как с тобой еще? – посмеялся довольный собой Фернандо, потом все-таки поднес к его губам горлышко бутылки, – Хлебни и не дергайся, пока заматываю.
Несколько глухих булькающих звуков прокатились по палатке. Потом голос Фредо:
– Все-все, хватит. Оставь. Еще может малышу понадобиться.
– Да-да, малышу еще очень даже понадобится! – задиристо вскрикнул Аминьо. Сейчас его почему-то даже не обижало, что они его так называют, хотя обычно он старался всячески пресекать подобное к себе обращение.
– Малышам вредно! – отозвался Тоб, потом, уже обращаясь к преступившему к перевязке лохмачу, – Черт бы тебя побрал, Фред! Ты не можешь это как-нибудь поласковее делать?!
– Мог бы, если б ты не елозил. Или, может, у тебя еще и в заднице пуля?
Не удержавшись, Аминьо прыснул со смеху.
– Не, Фредо, если б мне в задницу попали, я б тебя к себе и близко не подпустил.
– Да? Ну и ходил бы с ней, умник! Кто б согласился тебе пулю из одного места выковыривать?
– Ну-у… Например, Кармила.
– А, эта твоя новая пассия, – скептически поморщился Фернандо, – ну-ну…, – а Тобо начал гоготать:
– Ох, представляю! Приползает наш Минко такой к этой мадам: «Любимая, я ранен! Враг подстрелил меня. Спаси меня!», а она, ручками всплескивает: – «Куда же тебя ранили, любимый? В голову? В сердце?», и он: – «Э-э.. ну, не совсем. Вражеская пуля сразила меня… в ж…у».
Теперь все находящиеся в палатке залились хохотом, даже Фернандо, который вроде даже и не пил.
– Ой…– вдруг спохватился Аминьо, – У меня же с ней днем свиданье… А как я теперь пойду?
Фернандо завязал концы бинтов на руке Тобо, и повернулся к нему.
– Хочешь знать мое мнение, Минко? Тебя, ловеласа-балбеса, блин, судьба уберегла от этого свидания. Эта твоя Кармила – конченая бл… Это я еще мягко выразился. Не стоит с ней связываться.
Подошел, присел рядом, начал сосредоточенно протирать его рану…
– Нет, Фредо, – настойчиво запротестовал он, – Не называя ее так. Она замечательная. И я должен. Я ей обещал. Пожалуйста, сделай так, чтобы я завтра мог ходить!
