Петр I. Материалы для биографии. Том 2. 1697–1699. - страница 28

Царь осведомлялся далее о ходе обучения бомбардиров, на что Корчмин доносил, что по 20 марта, когда им получено царское письмо, они, бомбардиры, «выучили фейверк и всю алтилерию; а что в алтилерии какие есть науки, – пишет он далее, – и то известно милости твоей, а ныне учим тригинометрию». Корчмин отзывался в ответе о «мастере», учителе бомбардиров, немецком поручике, что он «человек добрый», знает много и показывает хорошо, но требует платы по 100 талеров с человека, а без платы бросил было и учить; поэтому Корчмин просил Петра о высылке этих денег, прибавляя, что бесполезно просить о плате за них курфюрста: все равно не заплатит. Наконец, царь приказывал в своем письме «отписать, как Степан (Буженинов), не учась грамоте, гиометрию выучил». «И я про то не ведаю, – отвечал Корчмин, – как впредь выучит: Бог и слепцы просвещает»[120].

Получен был ряд писем из Москвы: от князя Ф.Ю. Ромодановского, Л.К. Нарышкина, А.С. Шеина, А.М. Головина, Г.И. Головкина и из Амстердама от посольства. Все письма от москвичей были ответами на письма к ним Петра от 31 декабря[121] и датированы 4 февраля. Посмотрим, какие новости приносили они Петру.

Ромодановский[122] возражает против сделанных ему царем упреков за неразумие его вопроса о табачной продаже, разрешенной иноземцу Ван-дер-Брахту, с которым он тогда к Петру обращался, и, в свою очередь, уличает Петра за допущенную им в его письме ошибку, не без язвительности объясняя ее «великим запалением», в котором, должно быть, Петр находился, когда писал письмо: «А что ты, господине, пишеш ко мне в своем писме про иноземца, о котором я к тебе писал, о табачной продаже в неразумия нам ставиш, и то напрасно: я к тебе писал, зная, и не в великую докуку тебе; толко иноземец мне говорил, чтоб отписать, а мы так делаем, как указ записан у нас. Ты же пишеш в своем писме, что Орленку и иноземцу торговать по два года, и то впрямь нам удивителное дело: знать, за великим запалением не прямо к нам пишеш, а у нас указ записан, толко обеим – Орленку и иноземцу – по одному году велено торговать, а другой год на государя, и ноне торгует Орленок для уставки первой год, и пошлины он же збирает на государя; а как год пройдет, тогда из наддачи станем отдавать». Настоящее письмо Ромодановского выясняет нам, что вопрос о дальнейшей торговле табаком иноземца фан-дер-Брахта после истечения предоставленного ему срока, заданный в письме Ромодановского к Петру от 26 ноября 1697 г., был им сделан по просьбе самого иноземца, который, видимо, не прочь был продолжать льготную торговлю и после срока 1 декабря 1697 г. Указ хорошо известен Ромодановскому, и он действительно в письме от 26 ноября привел совершенно правильную цитату из февральского указа о табачной торговле[123], касающуюся фан-дер-Брахта, где говорилось, что торговать ему велено «с двести пятого году по двести шестой год декабря по первое число» (1 декабря 1697 г.)[124]. Петр, раздосадованный этим вопросом князя, раз уже был дан указ, и упрекая его за это, сам, однако, ошибался в подробностях указа, приводя их на память и говоря о двух годах, на которые будто бы была предоставлена табачная торговля иноземцу, и в этом случае Ромодановский в своем возражении царю был прав. Впрочем, спор с Ромодановским утратил уже для Петра свой существенный интерес: когда письмо его было получено, был уже решен вопрос о сдаче табачной торговли в России Кармартену. После подписи князя, состоявшей из трех бука К. [P]. Р., в письме прибавлена приписка, сделанная не без ассоциации с содержанием письма: