Правда, многомесячное пребывание в европейской среде не оставило и следа на нравах московской молодежи. За границей Петр приобрел выучку и знания, но не получил воспитания. Но после заграничной жизни он умственно вырос и созрел, и его природные способности вступили в фазу полного развития.
Во внутренней душевной жизни Петра, наряду с заграничными впечатлениями, глубокий след оставил, по-видимому, стрелецкий бунт 1698 года. На далеком Западе остались последние связи Петра с традиционным московским бытом; стрелецкий бунт порвал их совсем. Родина провожала Петра ропотом неодобрения, а встретила его возвращение прямым восстанием».
В августе 1698 года Петр прибыл в Москву. Всю осень шел жестокий розыск над стрельцами. Ещё летом 1698 года четыре стрелецких полка, переведенные из Азова в Великие Луки, повернули на Москву, ободренные слухами, что «государя за морем не стало». Стрельцы, «вроде бы получившие письмо» от Софьи с призывом ставить ее на царство, регентшей при малолетнем сыне Петра Алексее, сменили начальников и кричали «царя на Москву не пускать», и даже «убить».
В июне 1698 года стрельцы были разбиты гвардейцами под Воскресенским монастырем. Осенью 1698 года в Москве было казнено около тысячи стрельцов. Стрелецкие полки были расформированы. Царевну Софью постригли в монахини под именем Сусанна, доступ к ней был чрезвычайно затруднен.
Очередной стрелецкий бунт не прошел для Петра бесследно, наложив глубокий отпечаток и на его физическое состояние и на характер, Петр временами становился очень резким и раздражительным. Эти перемены отразились на приемах управления государством.
Разгром стрелецкого бунта 1698 года историки считают последней датой в истории Московского царства, начавшего поразительно быстро становиться Российской империей.
Вернувшись в Москву из-за границы, Пётр стал вводить в государстве и обществе европейские традиции и обычаи. Новшества на Руси вводили и Иван Третий, и Иван Грозный, и Алексей Михайлович. Иностранцев на русскую службу нанимали ещё во времена Дмитрия Донского – ими стали татары. Со времён Ивана Третьего нанимали и европейцев. С середины XV столетия освободившиеся от татаро-монгольского ига русские вступили в более близкие отношения в Европой. Русский историк конца XIX века П. Мельгунов писал:
“На каждом шагу русским приходилось обращаться к Западу. Захочет ли царь улучшить свою обстановку, и он не в состоянии этого сделать без иноземной помощи, приходится заимствовать не только внешние формы этикета, но и малейшие его подробности. В каком плохом состоянии находилось русское искусство в XV веке лучше всего видно из постройки московского Кремля итальянским архитектором Фьораванте. Русские люди были мастерами своего дела, когда нужно было воздвигать деревянные здания, и очень плохими знатоками в каменных работах, к которым были совершенно непривычны.
В военном деле русские люди также намного отстали от просвещённого Запада. С XIV века там уже является военная наука, появляются солдаты и вводится более или менее правильная организация войска, тогда как у нас, на Руси, всё ещё господствует старый восточный лад.
Благодаря иностранцам у нас является знакомство с западной наукой. Вообще иностранное население на Руси быстро возрастает, и перед Москвой является целый иностранный город близ села Преображенского – Немецкая слобода, в которой живут многие из именитых иностранных купцов, имевших в Москве большое значение, вхожих к царю и служивших агентами и советниками по торговым делам с иностранцами.
