***
Книги Петрович в основном находил. Правда, бывало, и воровал, но редко. Петрович вообще не любил воровать. Хотя это и было совсем несложно, стоило только сделать умное лицо и одеться почище – и бери с прилавков торговцев что хочешь (продавцы, никогда не воровавшие сами, – такие простаки).
Но искать ему было интереснее. Книги очень часто выбрасывали, ещё чаще попадали в отбросы газеты и журналы, и Петрович просто выбирал их из мусора в контейнерах, стоявших по захламлённым ростовским дворам. Иногда искал и на свалке, но редко: Петрович не любил ездить на свалку.
Рано утром в контейнерах рылись не только бродяги, но и приличного вида старички и старушки, пенсионеры. Они выуживали вещи попрочнее и поинтереснее, потом отмывали, а одежду стирали, гладили, в общем, приводили в товарный вид и продавали на блошином рынке. Но Петрович искал книги, пусть потрёпанные, пусть замызганные, но новые для него, это самое главное. Нет, он любил перечитывать и старые, делал это по десять раз, но находить новые было заманчиво и радостно. Иногда отыскивал одну, а, бывало, и по три-четыре сразу. Старички-пенсионеры знали прекрасно о его страсти и, если натыкались на что-нибудь для него, то не отбрасывали, а бережно откладывали в сторонку, а потом отдавали Петровичу. Это они рассказали ему, что во времена их молодости читали все, читали много, на скамейках в парке, в переполненном общественном транспорте – везде. Он просто не тогда родился со своей страстью.
Найденное чтиво Петрович складывал в своём тайнике. Относительно тайном, конечно. Вся компания о нём знала, но никто не трогал: книги – это было единственное, чем Петрович дорожил, воровство или порчу чего не простил бы. Хотя кому нужно их воровать? Петрович ведь один читал на этой планете, странный мальчик.
Возможно, он читал и не то, что было нужно. Возможно, серьёзный воспитатель в другом мире, где были мамы и папы, а книги покупались за деньги, подобрал бы для него иной круг чтения. Уже позже Петрович понял, что читал он в основном то, что осталось за бортом нового общества, ведь выбрасывали чаще всего книги, основанные на старой идеологии недостроенного советского государства. Но прежде чем он это осознал, уже были прочтены «Тимур и его команда», «Дальние страны», «Улица младшего сына», стали любимыми героями Гаврош и Мальчиш-Кибальчиш. Петрович сам не понял, как получилось, что пропитался он не прагматикой царивших вокруг по-настоящему рыночных (то есть базарных) отношений, а романтикой странствий, пионерского товарищества, борьбы за справедливость и правду без богачей. Но становление личности произошло, причём без воли Петровича, под влиянием устаревшего советского чтива, и мальчик внезапно осознал себя чужим в этом мире, где богачи не стремились помогать бедным, где для каждого было важно только, как бы побольше всего урвать, и никто не пытался строить общество, справедливое ко всем.
Были моменты, когда Петрович ненавидел книги, справедливо полагая, что они виноваты в его непохожести на других, но всякий раз отходил, успокаивался и вновь погружался в их удивительный выдуманный мир. Рождались стихи.
Я думал, я вас разлюблю,
Мои мучители и судьи,
Я бился, как блоха в сосуде —
В сосуде тесно кораблю.
В ночи мне нужен огонёк,
А лучше солнечный денёк,
Я с книгой сяду на пенёк —
И всё – далёк.
А ещё Петрович очень любил читать энциклопедии. Вот только в мусоре они оказывались редко, приходилось воровать и даже иногда покупать. Петрович выучивал энциклопедии наизусть, открывая для себя мир реальный, не созданный каким-то фантазёром (Петрович никогда не запоминал имена авторов), а описанный учёными. Знания распахивали перед ним горизонты, позволяли, сидя в грязном ростовском дворе или парке, путешествовать по всему свету, опускаться под толщи воды мирового океана, взмывать в слои атмосферы, где невозможно было дышать. Иногда знания были жестоки. Именно в энциклопедии он не так давно прочёл, что Кота можно было вылечить простым и недорогим лекарством, которое продаётся в любой аптеке, – пенициллином. Поздно прочёл.
