В Гильдии землемеров
И весь следующий день Анн провёл с Антикой и Конисом.
Он помогал им носить инструменты. Держал во время выступлений шляпу, в которую зрители бросали монетки. Первым кричал восторженные слова одобрения. Ему было очень уютно с ними.
А ближе к вечеру они уселись втроём в их небольшой комнатке и стали работать. Анн записывал песни, которые ему пели, в специальную тетрадочку в кожаном переплёте. Иногда он даже подсказывал забытые слова. Это выходило вообще удивительно! Антика смешно морщила лоб, пытаясь вспомнить тот или иной оборот, а их нежданный помощник его почти сразу угадывал.
– Точно! – восторженно восклицала Антика. – Так и нужно петь. Какой же ты молодец!
Чуть позже Анн набрался храбрости и сказал, что весь куплет, по его ощущению, надо петь по-другому.
Музыканты посмотрели на него заинтересованно.
– Как же ты предлагаешь? – спросила Антика.
Анн показал.
– А ведь что-то в этом есть, – задумчиво протянул Конис.
– Будем петь так, как он предлагает?
– А почему бы и нет?!
– Принято! Записываем дальше! – сказала Антика.
Одна песенка очень понравилась Анну. В ней говорилось о том, как некий человек решил найти дом, где живёт Горе. Он хотел спросить у него, откуда Горе прознало про него. Вот только…
…Тот, кто хочет Горе найти,
Пусть идёт по такому пути,
Что в никуда уводит,
Нет там тропинок и нет городов,
В садах там никто не бродит,
Брось широкую шляпу долой,
Дорожную пыль не мети полой,
Откройся дождю и зною!
Слушай, как гром далеко гремит
И ночью как ветер воет…
Конис негромко отстукивал ногой синкопу, из-за этого ритм музыки делался особенно выразительным, а Антика вела основную мелодию на певучей свирели. На вторых долях она ловко меняла гармонию, и интонация песни из утверждающей вдруг становилась какой-то вопросительной, грустной. А затем мелодия поднималась высоко вверх, растворяясь и застывая воспоминаньем…
– Ах, как мне нравится здесь чистая квинта! – сказала Антика. – Совершенный консонанс!
– Это вы сочинили? – спросил их Анн.
– Нет, что ты! Мы бродячие музыканты, но не сочинители. Мы ловим мелодии, запоминаем слова, но очень-очень редко сочиняем что-нибудь сами. Ну, может, пару песенок и сложили. Таких, чтобы петь и пить. Хмельному люду они нравятся.
– А эту мы из южных краёв принесли, – сказал Конис, – там в одной таверне сидел странный и грустный человек. Вот как сейчас перед глазами: в тёмной одежде, с внушительной шпагой на поясе, дворянин. Сидел, молча пил, пока мы выступали, а потом вдруг поднялся, к нам подошёл и сказал, что играть, на какой мотив. Мы играли, а он пел. Для самого себя пел.
– Мы так удивились, что даже не спросили его имени! – добавила Антика. – Впрочем, он бы и не ответил, я думаю.
– Да, вид у него был не располагающий к общению.
– А вот слова запомнились мгновенно.
– Я тоже их знаю, – сказал Анн.
– Так в чём же дело? – спросила Антика. – Пой тогда!
И они снова заиграли чудесную мелодию.
Анн запел. Выходило не очень умело, как ему казалось. То он опаздывал, и мелодия убегала вперёд, то, наоборот, проглатывал некоторые слова, так что нужные звуки не поспевали за ним. Хорошо, что песня была длинной. Постепенно он и музыка нашли друг друга и дальше летели вместе. Анн видел, как улыбается ему Антика и как одобрительно кивает Конис.
