«На любую вершину ведёт множество тропинок…»
«На любую вершину ведёт множество тропинок…»
Эти слова Учителя Анн хорошо запомнил. Может быть, поэтому он не роптал, когда его наставником стал Кон-Тикут. Придёт время – и с ним будет заниматься сам Фланк, а пока что Анн старательно выполнял те задания, которые ему давали другие мастера. На исходе второго года Учитель снова позвал его к себе.
Фланк стоял на том же месте над рекой, где когда-то они беседовали о стихах. Анн приблизился и поклонился. Не оборачиваясь, Фланк спросил:
– Ты ещё читаешь свою книгу?
Несомненно, он говорил о той, которую Анн привёз из дома.
– Да, Учитель, – ответил он, – мне нравятся её летящие, певучие строки.
– Какие именно?
– Вот, например, – и Анн продекламировал:
Не возвращайся в минувший день!
Ты – это всадник, а день – лишь дорога.
Дни – это листья осенние, много
Их облетает…
Анн запнулся, но Фланк, к его удивлению, продолжил:
…и грустная тень
Манит всегда обернуться к былому…
И снова Анн:
…Только – зачем? Если скачешь вперёд,
Знай: много нового всадника ждёт,
Много прекрасного, вот – аксиома!
– Только я не совсем уверен в слове «аксиома», – сказал Анн. – Я встречал его в книгах, а простые люди так не говорят.
– Всё правильно, оно и есть книжное.
Они помолчали.
– А не хотелось ли иногда тебе продолжить их? – полюбопытствовал Фланк. – Ведь некоторые из стихотворений не завершены, вместо окончаний в них стоят многоточия.
– Нет, – покачал отрицательно головой Анн.
– Почему? Разве не стали бы они от этого совершеннее, яснее?
Анн подумал.
– Нет, – с большей уверенностью сказал он. – Они действительно стали бы яснее, но не совершеннее, на мой взгляд. Их внутренняя гармония – в той самой недосказанности, которая на бумаге выражена в многоточиях. Их совершенство – в открытости смыслов, в незавершённости, в отсутствии предначертанности… Мне нравится, когда я читаю уже знакомое стихотворение и вдруг вижу в нём что-то новое. Это как весна: всякий год начинается с неё, но всякий раз она бывает другой.
– Весна как многоточие? – спросил Фланк.
– Пожалуй, Вы правы, Учитель. Это сравнение мне нравится.
– И ты, наверное, вот уже вторую весну пытаешься понять, по какой из тропинок идёшь и куда? Уже двое из твоих товарищей спросили меня об этом. Их не устраивают мои помощники. Они хотят заниматься у самого «великого» мастера.
В голосе его звучала ирония.
– Я не уверен, что достоин этого, – честно сказал Анн. – Если я не умею танцевать, то ведь не королевскому распорядителю танцев учить меня! Пусть вначале моим наставником будет обычный школьный учитель, а уж затем я смогу не осрамиться перед лучшим.
Фланку понравился такой ответ. Он повернул своё сухое лицо к Анну и сказал:
– Меня радует, что разум и смиренье в тебе сильнее гордыни.
И, не давая опомниться от внезапной похвалы, он спросил:
– Почему ты не показываешь никому те строки, которые написал сам?
– Вы знаете, что я пробую сочинять что-то? Откуда?!
– Я иногда наблюдаю за тобой: ты приходишь на это место и просто стоишь, но твои губы слегка шевелятся. Так бывает, когда человек разговаривает сам с собой – но ведь ты не сумасшедший! И ещё – когда человек пишет стихи.
– Да, мне хочется иногда выразить своё настроение в особенных словах, – признался Анн. – Только не знаю, насколько хорошо это получается у меня.
– И всё-таки: почему ты никому не читаешь то, что сочинил?
