– Нет-нет, извините. Мне правда очень некогда, – продолжила Вера Сергеевна: «Да что же это со мной? Может, человеку действительно что-то от меня нужно? Хоть и бомжеватого вида, но видно, что больной».
– Я Славик, Вера Сергеевна, Станислав, не узнаёте?
– Нет, Славик, не узнаю, номер телефона свой никому не даю. Всё, я пошла, извините ещё раз, – Вера Сергеевна захлопнула дверь, но не отошла от неё, ожидая, что сейчас будет повторный звонок. Однако из подъезда пару минут не доносилось ни звука. Затем постучал Василий Васильевич.
– Вера Сергеевна, у вас всё нормально? – слегка запыхавшись, словно после пробежки, спросил он. – Тут какой-то бродяга к вам, вижу, приходил. Я из машины смотрю – к вам в подъезд направился, думал, может, какой сосед или к соседям. Тут ведь, вы говорили, на втором этаже живёт какой-то ханурик. Но присмотрелся – он от вас, вроде, как вышел.
– Всё хорошо, Василий Васильевич. Наверное, ошибся адресом, – успокоила Вера Сергеевна.
– А, ну, смотрите. А то если чего, меня зовите. Занимайтесь, я тут рядом, прослежу, чтоб никто вам не мешал.
Вера Сергеевна вернулась к Кольке, пытаясь сосредоточиться на занятии, но в голове роем кружили разные мысли: «Что за Славик? Зачем приходил? Нет, номер свой я ему правильно сделала, что не дала, но всё равно как-то неловко получилось. Если бы Вась-Вась не сидел на своём пункте наблюдения в машине, может, и поговорила бы с человеком. Мало ли, времена какие сложные, человек в беду мог попасть. А так неудобно перед Рябоконем, он платит деньги, тратит своё время, ждёт, а я во время занятия с его сыном не могу с непрошенными гостями разобраться. Ох, а ведь чесались брови-то как с утра, Катя говорила, что это примета к гостям. Всё, Минина, выдохни. Если человеку очень надо, придёт второй раз».
Занятие Вера Сергеевна заканчивала нервно и скомкано, на это даже Колька обратил внимание. Мол, не случилось ли чего у учительницы. Но та отвечала, что всё в порядке, просто нездоровится. Человечество ещё не придумало более распространённого и железобетонного оправдания своему поведению, чем ссылка на неожиданно пошатнувшееся самочувствие.
Весь день Вера Сергеевна ждала окончания рабочей смены Кати. Очень хотелось поговорить, просто выжигало всё внутри ярким пламенем – так хотелось. С сыном Сашей не виделись уже девять лет, как началась братоубийственная война, так он ни разу из Киева и не приехал. Не разделил политических взглядов матери. Ненасытная злодейка-война разделила многие семьи. А после того, как Вера Сергеевна получила желанный российский красный паспорт и сообщила об этом Саше, тот и вовсе истерично крикнул в трубку, что у него больше нет матери. Потом поменял номер, а после и вовсе вся украинская связь в республике исчезла.
Поплакала несладко, решила, что мыкать старость ей хоть так, хоть эдак, а придётся в одиночку. Но не за себя тревогою рвала сердце Вера Сергеевна. За сына. Где он сейчас, чем занят, не пошёл ли по зову американских ястребков на войну против братьев своих и сестёр, против матери своей и вопреки завещаниям деда-ветерана, прошедшего в Отечественную и сталинградский огонь, и днепровскую воду и берлинские медные трубы.
Катя зашла в квартиру Веры Сергеевны без стука и звонка. У неё был свой ключ, даденный ей на всякий пожарный случай. Пожара никогда не случалось, но ключ пригождался часто, особенно когда Веру Сергеевну сбивали с ног мучительные боли в спине, и нужно было возвращать её к жизни.
