– Я скажу, – кивнул своему связанному отражению в зеркале Зарецкий. – Я скажу все, что знаю.
Восьмое марта – напряженная дата для многих мужчин. Как полагал Илья Лунин, этот день можно сравнить с зеркалом. С большим, в полный рост зеркалом, стоя перед которым непременно хочется казаться красивее и лучше, чем ты есть на самом деле. А посему надо выпрямить плечи, втянуть живот, выставить вперед нижнюю челюсть, чтобы уже успевший вполне отчетливо проявиться второй подбородок на время исчез, и замереть. Вся разница между зеркалом и женским праздником заключается в том, что от первого можно отойти и расслабиться спустя тридцать секунд напряженного позирования, во втором же случае выдохнуть можно будет лишь на следующее утро.
Но в этом году так получилось, что напрягаться восьмого марта Илье было не перед кем и незачем. Нет, слава богу, мама его, Ольга Васильевна, была жива, вполне здорова и с нетерпением ждала сына на ужин. Но этот запланированный на шесть часов вечера визит особого напряжения от Ильи не требовал. Маму не надо было обольщать, увлекать и завоевывать. Она и так любила своего единственного сына всем сердцем, готовая принять его и накормить собственноручно приготовленным праздничным ужином даже в том случае, если вдруг по причине своей вечной забывчивости и рассеянности Илья забудет купить по дороге цветы или явится без подарка. Такова особенность материнской любви. В своей беззаветности и бескорыстности она не может сравниться ни с одной другой любовью в мире. В этом Илья был убежден со времен его не так давно (около года назад) расторгнутого брака со своей первой и на текущий момент единственной женой Юленькой. Но злоупотреблять данным обстоятельством Лунин, конечно же, не собирался. Подарок был заблаговременно приобретен еще два дня назад, и теперь упакованная в блестящую обертку и перетянутая розовой лентой коробка занимала добрую половину кухонного стола в квартире Лунина. Огромный букет Илья купил ранним утром, в ближайшем круглосуточном цветочном павильоне во время прогулки с Рокси. Оставлять это щепетильное дело на вторую половину дня, когда все хорошие цветы будут разобраны, представлялось совершенно неразумным.
К вечернему визиту Илья был готов, если не полностью, то, как минимум, на две трети. Оставалось лишь только побриться и натянуть на себя что-нибудь приличное взамен потертых домашних джинсов и футболки с растянутым воротом. Впрочем, спешить было некуда. Стрелки часов показывали всего лишь четверть десятого. То время, когда многие женщины еще спят, пользуясь предоставленной им раз в году возможностью не думать о приготовлении завтрака, ну а некоторые как раз просыпаются, почувствовав тянущиеся с кухни ароматы весенних цветов, свежесваренного кофе и только что открытого шампанского. Лунин и сам был не прочь принять участие в традиционной праздничной утренней суете, но, к его глубокому разочарованию, подобной возможности он был буквально накануне лишен. Причем, как полагал Илья, исключительно по причине своей собственной глупости и косноязычия. Ну а как еще можно объяснить то, что вчера вечером, седьмого числа, в предпраздничный день, он ухитрился поссориться с Иришей?
Казалось бы, ссору ничто не предвещало. Во всяком случае, так казалось самому Лунину, когда он подъезжал на такси к Иришиному дому. У них был запланирован очередной совместный поход в кино, уже десятый или двенадцатый по счету, точно Илья сказать уже бы не смог. Подобным образом они проводили почти все выходные. Сперва шли в кино, изредка кинематограф уступал место театру. Затем вечер продолжался по одной из двух, уже ставших привычными, схем. Либо они проводили пару часов в каком-нибудь небольшом, уютном ресторанчике, после чего ехали к Ирине домой, либо же покупали вино, готовую пиццу и сразу отправлялись в небольшую квартиру Шестаковой, где Лунин чувствовал себя уже как дома.
