Вскоре «Игра с активным началом», как назвали ее официально, была признана наркотиком и запрещена. За дело взялись службы Президента. Они быстро прекратили Игру в Городе, перехватывая сигналы, перебивая и заменяя их своими, более мощными, и таким образом отловили и отучили почти всех игроков. Оставшиеся прятались по своим квартирам, не представляя опасности для общества.
Но в Спальном Поясе дела обстояли хуже: люди кинулись в иллюзию, и помешать им не мог никто. Игра была интересней, чем обыденность. В ней условия выбирал сам человек, и становился он тем, кем хотел стать. Игроки получали от своих домашних компьютеров пространственно не отличимую от реальности картинку, соединявшую их с еще одной жизнью, где они являлись персонажами по своему выбору, хоть стрекозой, хоть королем пиратов – кем угодно.
Активный сюжет усложнялся по ходу Игры и затягивал играющего так, что во многих случаях возврата уже не было. Игроки ходили по улицам с отсутствующим видом, они не знали, где их настоящая жизнь, и могли напасть на прохожих, спутав реальность с Игрой, могли кинуться бежать, могли заболеть и даже погибнуть, просто так, без видимых причин, потому что погибали в Игре. Они забывали есть, так как ели в Игре. Их находили в одиноких квартирах, на тротуарах, в туалетах; их собирали как мусор и даже не заводили уголовных дел, списывая по специально учрежденной статье.
Только элита Спального Пояса – компьютерные самодельщики – не зависели в такой степени от виртуальных влияний. Здешнее население постепенно превратилось в их подопытных пациентов. Многие из умельцев при подключении к Игре все новых и новых желающих обходились даже без чипов. Они делали наколки, рисунки особой краской на коже, действовавшие как чипы, и еще много всякого. Они наоткрывали такого, к чему официальная наука Президента еще даже и не приближалась.
А Сопеля, чем и заслужил известность в своих кругах, разработал такой прием. Брал факты (отправление транспорта, прием у врача, любая трансляция) и вставлял их в программу, связывая персонаж с реальностью. А программа выдавала модель дальнейшего развития событий, почти ничем не отличавшуюся от настоящей.
Этим и надумал воспользоваться Готманов.
Через полчаса он, Надя и Сопеля, втроем, без Потоцкого, который остался в своем «Ремонте всего», втиснулись в маленькую, как шкаф, квартирку Сопели. Точнее, маленькой была та ее часть, которую хозяин отвел для себя. Все остальное пространство, очень даже приличное по площади, было настолько забито аппаратурой (в основном той, что на запчасти), что там не то что яблоку упасть, виноградине до пола было не докатиться.
Надя разволновалась и держала Готманова за руку, как на перроне перед разлукой.
– Ну, давай, – сказал Сопеля. – Надо чипы поставить.
Он включил электронный щуп и стал медленно водить им по правому виску Готманова. Иногда щуп принимался тоненько пищать, но Сопеля не успевал остановить руку и проскакивал нужное место. Примеривался он долго. Наконец, когда писк стал непрерывным, нажал кнопку на щупе.
– Ой, – сказал Готманов. Надя впилась в его руку ногтями, отчего он еще громче сказал: – Ай!..
– Ты чего? – удивился Сопеля. – Эффект, что ль, какой-то?
– Насквозь прошло.
Сопеля молча уставился на него, осмысливая услышанное.
– Что там может насквозь пройти? – спросил он наконец. В голосе его не было уверенности. – Там же масса-то всего… меньше пыли.
