– Чего ты девке мозги пудришь? – перебила Катя.
– Нам с ней работать. Хочет знать, пусть знает. Смотри, я чеченского солдата, как бы, героизирую: «Вот его дом, вот его сад, вот могила его деда…» А русского дегероизирую – голодный, злой, испуганный, обкуренный, в школе плохо учился. И он будет выглядеть придурком, а чеченский десятилетний мальчишка с автоматом скажет в камеру: «Я защищаю свою землю, свою маму, свою сестру!» Порепетирую с ним и сниму с седьмого дубля. Плюс зелёные «повязки смертников» и «клятвы на Коране»… – распалилась Рудольф.
– Но это же обман! – ужаснулась Валя.
– Факты не скрываю, просто варю в своей подливке. Захочу, локализую конфликт, и будешь думать, это хрен знает где… Захочу, глобализую, и ты услышишь чечена, как бы крадущегося к твоей двери! Знаешь, что такое «недофакт»? Это когда скажу: в таком-то селе тело ребёнка обнаружили в реке, и намекну, что это не обошлось без участия российских солдат. Или сверхфакт, раздую чих минут на десять. А когда чих уже совсем ни о чём, раздую историю чиха в других странах!
– Но для чего всё это? – так и не поняла Валя.
– Информация, новости, комментарии – продукт, который надо сбыть подороже. И одно дело – сбыть на экране цифры погибших, другое дело – показать разбросанные обгоревшие трупы, которые клюют вороны и грызут собаки. Во втором случае у тебя устойчивый образ бессмысленных потерь, и ты, как бы, ищешь виноватого, – размахивала Ада новой наполненной стопкой, – а тут я тебе его показываю: «Вот он, сучара, в это время пьёт и жрёт на приёмах!» И ты у меня никогда из штампа не вылезешь!
– Привыкла студентам лекции читать, – прокомментировала Катя.
– Вы этому кошмару учите студентов? – не поверила своим ушам Валя.
– Не «вы», а «ты». Лекций сейчас не читаю, некогда. Но семинар по пиару иногда веду, – кивнула Рудольф.
– А что такое пиар? – уточнила Валя.
– Если точный перевод, это – нае……, – развела руками Рудольф.
– Так что в Чечне на самом деле?
– Откуда я знаю?
– А откуда знаете, как это делается в новостях?
– Так я ж и делаю. Ты, когда больного лечишь, тебе ж не важно, плохой он или хороший – он больной. Так и я. Есть сюжет, сверху дают тональность камертоном, и пою, как вокалюга, – вздохнула она. – Устала от этого, потому и хочу делать с тобой передачу, как бы с человеческим лицом.
В комнату вошёл красивый седой мужчина.
– Гляди, какую кралю Катька нарыла, – сказала ему Рудольф.
– Иван Корабельский, – представился мужчина. – Режиссёр. Это на «Светлый город»?
– «Светлый город» – рыба. То есть рабочее название, – пояснила Вале Катя.
Постучавшись, вошла девушка с пачкой листков в руках:
– Ада Густавовна, по Лебедеву информация. Последний фильм два года назад. Эпизод. В секции союза кинематографистов сказали, пьёт сильно. Для заработка ведёт свадьбы. Киноматериалы скачаем завтра.
– Последний эпизод скачайте, и все фотки по Лебедеву мне на стол, – распорядилась Рудольф.
– Зачем? – спросила Валя.
– Прессу заказывать. У тебя фотки с ним есть?
– Только свадебная.
– Неси в четверг. Всё, мне пора полоскать брюхо в бассейне!
Катя провожала Валю до выхода из Останкина:
– Она на тебя запала по полной программе, раз столько времени пальцы гнула! Рудольф баба хорошая, только к её мужикам не лезь. Ванька – её бывший любовник.
– Циничная, – заметила Валя. – Но мощная, ураганная.
– Ой, девка, ты циничных не видела. Мы с Адкой – институт благородных девиц. И помни, у Рудольф одна ахиллесова пята – мужики. Не лезь ей под ноги.
