Встав на четвереньки, Теппик достал комплект ножей, бархатный чехол продолговатым пятном чернел в потемках. Он остановил выбор на ноже номер пять – это игрушка не для всякого, только для того, кто знает к ней подход.
Затем высунулся и оглядел крышу, держа за спиной правую руку, в любой момент готовую распрямиться и, слив в едином движении усилия всего тела, послать несколько унций смертоносной стали в стремительный полет сквозь ночную мглу.
Возле люка сидел Мерисет и разглядывал свою дощечку. Глаза Теппика скользнули по продолговатым очертаниям мостика, аккуратно прислоненного к парапету несколькими футами ниже.
Он был абсолютно уверен, что не выдал себя ни единым звуком. Значит, экзаменатор услышал его взгляд.
Старик поднял плешивую голову.
– Благодарю, господин Теппик, – сказал он. – Можете продолжать.
Теппик почувствовал, что весь покрылся холодной испариной. Он посмотрел на дощечку в руках экзаменатора, потом на него самого, потом на свой нож.
– Да, сэр, – ответил он. И поскольку в сложившейся ситуации этого было явно недостаточно, добавил: – Спасибо, сэр.
Первая ночь запомнилась Теппику навсегда. Спальня оказалась достаточно большой, чтобы вместить восемнадцать мальчиков, определенных в Змеиное отделение, и достаточно высокой для двух огромных дверей, из-под которых постоянно тянуло сквозняком. Злодей-дизайнер, может, и помышлял о комфорте, но разве только в том смысле, чтобы уничтожить даже малейший намек на него: ему удалось спланировать помещение так, что в нем всегда было холоднее, чем на улице.
– Я думал, у каждого будет своя комната, – сказал Теппик.
Чиддер, который сразу заявил права на самую теплую кровать во всем леднике, кивнул:
– Потом будет.
Он прилег и нахмурился:
– Слушай, как думаешь, пружины специально натачивают?
Теппик ничего не ответил. На самом деле пансионная кровать была гораздо удобнее того ложа, на котором ему приходилось спать дома. Его родители, люди знатные и родовитые, стремились к тому, чтобы их отпрыск жил в максимально естественных условиях, зная, что ему всегда может быть отказано в родительском благословении.
Растянувшись на тощем матрасе, Теппик одно за другим вспоминал события прошедшего дня. Его записали в ряды убийц – пусть как простого ученика, – но за целых семь часов ни разу не дали притронуться к ножу. Конечно, завтра все будет по-другому…
Чиддер наклонился к нему.
– А где же наш Артур? – спросил он.
Теппик взглянул на соседнюю кровать. На самой ее середине трогательно лежал маленький узелок с одеждой, но не было и следа предполагаемого хозяина пожитков.
– Думаешь, сбежал? – поинтересовался Теппик, оглядывая полутемную спальню.
– Может, и сбежал, – ответил Чиддер. – Здесь такое частенько случается. Эти маменькины сынки, когда им приходится первый раз уехать из дома…
Дверь в конце комнаты медленно приоткрылась, и в проеме показалась спина Артура, который тянул за собой большого, изо всех сил упирающегося козла. Не расставаясь со своей добычей, Артур двигался по проходу между кроватями, каждый шаг давался ему с величайшим трудом.
В течение нескольких минут мальчики, не проронив ни слова, наблюдали за тем, как он привязал животное к изголовью своей кровати, после чего высыпал на одеяло содержимое узелка – несколько черных свечей, пучок каких-то трав, связку черепов и кусок мела. Взяв мел, весь светясь и разрумянившись, как человек, задумавший свершить некое справедливое деяние, неважно какое, Артур дважды очертил свою кровать кругом, а затем, встав на полные, круглые колени, разложил перед собой самую отталкивающую на вид коллекцию оккультных символов, какую Теппику когда-либо приходилось видеть. Потом Артур водрузил на почетное место свечи и зажег их; свечи шипели и издавали странный запах, учуяв который вы вряд ли захотели бы узнать, из чего они сделаны.
