Писатель, моряк, солдат, шпион - страница 16

Хемингуэй и Кёстлер были не единственными, кого Коминтерн завербовал во время войны в Испании. Еще одной целью была Барбара Вертхайм, больше известная как историк Барбара Такман, автор бестселлера «Августовские пушки», который привлек внимание президента Джона Кеннеди[65]. Нью-йоркская светская львица и выпускница престижного частного Рэдклиффского колледжа, Вертхайм отправилась в Испанию в 1937 г. в качестве репортера журнала Nation. Проведя некоторое время в Валенсии и в Мадриде, она перебралась в Париж, где познакомилась с одним из главных помощников Мюнценберга – общительным, обаятельным и мастерски манипулирующим людьми Отто Кацем, который попытался завербовать ее для работы на Коминтерн. Вертхайм, которая не была коммунисткой, отказалась. Тогда Кац отступил на запасную позицию и предложил ей подумать над созданием книги, поддерживающей общее дело и проводящей исторические параллели. На это она согласилась и написала свою первую книгу о Великобритании и Испании в XIX в., которая «должна была», по ее собственному выражению, «показать, что в основе британской политики всегда лежало стремление не дать Испании… освободиться от контроля доминирующей на континенте силы (Гитлера в текущий момент)»[66]. Стоит заметить, что экземпляр этой малоизвестной книги Вертхайм об Испании обнаружился в личной библиотеке Хемингуэя в Ки-Уэсте – в 2015 г. он по-прежнему стоял на полке[67].

Как и Кац, Ивенс подбирал индивидуальный подход к каждой цели. Голландец, который был на год старше Хемингуэя, прекрасно знал, что не стоит начинать с предложения стать агентом Коминтерна. Хемингуэя нужно постепенно знакомить со стадом и ни в коем случае нельзя насильно обращать в свою веру. Десятилетия спустя в удивительно откровенном интервью с Уильямом Уотсоном, историком из Массачусетского технологического института, Ивенс вспоминал: «У меня были планы в отношении Хемингуэя, и, думаю, я выбрал правильную тактику. Я знал, как далеко могут пойти люди вроде него, а также, что он не предатель»[68].

Ивенс заставил Хемингуэя работать, самолично и без посредников, на переднем крае кинопроизводства и позаботился о том, чтобы он контактировал с антифашистскими бригадами Коминтерна. В отличие от убежденных коммунистов, Хемингуэй попал в Испанию не в результате своей политической сознательности, а под влиянием полуинстинктивных жизненных установок вроде помощи жертвам несправедливости, борьбы с фашизмом и удержания Америки от ввязывания в новую войну в Европе. Ивенс изменил ситуацию после того, как Хемингуэй прибыл в Европу в марте 1937 г. «Я был политически причастным, – признался Ивенс в разговоре с Уотсоном, – а он нет… Я поставил себе задачу разъяснить Хемингуэю суть антифашизма» так, как ее понимали в Коминтерне, ни больше, ни меньше[69].

Ивенс начал с формирования прочных дружеских отношений. Их основой могла стать их работа. Хемингуэй вкладывал душу в съемку фильма. Он старался быть полезным, организовывал транспорт, таскал оборудование, делился продуктами и выпивкой (обычно виски и сырым луком). Наверное, чтобы проверить себя (он не участвовал в боевых действиях почти 20 лет), он не упускал случая побывать со съемочной группой на переднем крае. Работая в окопах на передовой, а иногда на ничьей земле, члены съемочной группы шли на риск, который в полной мере понимал лишь ветеран сражений Хемингуэй. Однажды пуля попала в стену прямо над головой Ивенса, и Хемингуэй увел команду в более безопасное место. Когда выяснилось, что оператор в спешке оставил камеру, Хемингуэй пополз обратно за ней под огнем вражеских снайперов, пули которых ложились совсем рядом. Успешный выход из смертельно опасной ситуации сближает людей. Как сказал Ивенс, «когда находишься с кем-то на переднем крае… ты понимаешь, кто он такой… Первые две недели в Испании у нас ушли на то, чтобы узнать друг друга… На фронте этот период сильно сокращается»