– Дайте-ка сообразить, – сказал он. – Им десять дней. А ведь они, если не ошибаюсь, раз в шесть-семь больше обыкновенных цыплят…
– Шамое время нам прошить прибавки, – сказал жене мистер Скилетт. – Видишь, он рад до шмерти! Больно мы ему угодили тем выводком, что в дальнем загоне.
Он наклонился к самому уху миссис Скилетт, заслоняя рот ладонью.
– Думает, это они от его дурацкого порошка так вырошли.
И мистер Скилетт хмыкнул, подавляя смешок.
Поистине, в этот день мистер Бенсингтон чувствовал себя именинником. И ему вовсе не хотелось придираться к мелочам. Правда, при свете этого солнечного дня, как никогда, бросалось в глаза, что Скилетты – неряхи и хозяйничают спустя рукава. Но он ни разу не повысил голос. В изгородях загонов кое-где оказались дыры и прорехи, но он удовольствовался объяснением Скилетта, что тут виноваты «лиша или шобака, а может, еще какой зверь». Потом мистер Бенсингтон заметил, что инкубатор давно не чищен.
– Ваша правда, сэр, – со смиренной улыбочкой, скрестив руки на груди, ответила миссис Скилетт. – Только когда ж нам их чистить? Поверите, за все время минутки свободной не было…
Скилетт жаловался, что их одолевают крысы, надо ставить капканы, и мистер Бенсингтон поднялся на чердак; норы и впрямь оказались громадные, и вокруг – грязь и мерзость запустения, а ведь здесь хранили и смешивали с мукой и отрубями Пищу богов! Скилетты принадлежали к той породе людей, что никак не могут расстаться с битой посудой, со старыми пустыми коробками, банками и склянками, – весь чердак был завален этим хламом. В углу медленно гнила сваленная Скилеттом на хранение куча яблок; с гвоздя, вбитого в скошенный потолок, свисало несколько кроличьих шкурок, на которых Скилетт собирался испробовать свои скорняжные таланты («по чашти мехов я первый знаток», – сообщил он).
Глядя на этот хаос, мистер Бенсингтон неодобрительно морщился, но шум поднимать не стал и даже при виде осы, которая лакомилась из аптечной фарфоровой баночки Гераклеофорбией номер четыре, только заметил кротко, что не следует держать этот порошок открытым, не то он отсыреет.
А потом, забыв обо всех этих досадных мелочах, он сказал Скилетту то, что все время было у него на уме:
– Знаете, Скилетт… надо бы зарезать одного из тех цыплят… как образец. Давайте сегодня же и зарежем, и я его захвачу с собой в Лондон.
Он притворился, будто разглядывает что-то в другой аптечной баночке, потом снял очки и тщательно протер.
– Мне бы хотелось, – продолжал он, – очень бы хотелось сохранить что-нибудь на память… такой, знаете, сувенир о сегодняшнем дне… и об этом именно выводке… А кстати, вы не давали этим цыплятам мяса? – спросил он вдруг.
– Что вы, шэр! – обиделся Скилетт. – Не первый день за птицей ходим, видали кур вшякой породы, ш чего бы это нам делать такие глупошти.
– А остатки от своего обеда вы им не бросали? Мне, знаете, показалось, что там в дальнем углу валяются кости кролика…
Они пошли посмотреть и увидели дочиста обглоданный скелет, но не кролика, а кошки.
– Никакой это не цыпленок, – сказала мистеру Бенсингтону кузина Джейн. – Что же, по-вашему, я никогда в жизни цыплят не видела? – Кузина Джейн начинала горячиться. – Во-первых, он слишком большой, а во-вторых, сразу видно, что это не цыпленок. Это больше похоже на дрофу.
– Что до меня, – нехотя сказал Редвуд, поняв по лицу Бенсингтона, что отмолчаться не удастся, – судя по всем данным, я, признаться…
