Пищевая цепь - страница 4

Подъезд гудит. Обычно тихий столь ранним утром, сейчас он пропитан сбивчивой речью, топотом ног и голосами десятка телевизоров.

На улице отвратительная и совсем не свойственная концу зимы погода. С расстегнутой курткой холодно, в застегнутой тут же становится жарко; повсюду слякоть, небо затянуто тяжелыми облаками, вот-вот пойдет то ли дождь, то ли снег, а может и вовсе что-нибудь промежуточное. Даже солнечного света будто меньше, чем обязано быть в это и без того не светлое время суток.

У магазина напротив неестественная очередь, то же на другом конце улицы. Густые столбы черного дыма поднимаются с окраин – кажется, там расположена воинская часть. Соседи суетливо кидают в машину туго набитые сумки. Так и не ответив на мое полусонное «Здравствуйте!», эти милые, дружелюбные люди заталкивают следом зареванных детей и всей семьей исчезают в неизвестном направлении.

Наверное, что-то случилось, но как обычно до меня доходит в самую последнюю очередь.

Захожу в интернет.

Началась война. На нас напали.

Новостные сводки расплываются перед глазами, слова и буквы кажутся знакомыми, но упрямо отказываются складываться в текст.

За спиной хлопает дверь подъезда и на самой границе зрения мелькает чья-то спина. Голоса, шум двигателя. Тишина. Снова дверь, снова шаги.

– Стоишь, как вкопана! – кто-то из соседей будто невзначай пихает локтем под ребра и, размахивая дорожной сумкой, почти бегом скрывается за углом.

Я наконец поднимаю голову. Небо успело посветлеть. Как же хочется услышать голос мамы… Но сотовая связь не работает, а мессенджерами она не пользуется.

Наверное, это не по настоящему. Наверное, это сон и совсем скоро я вернусь в свое уютное, неспешное колесо из тяжелой дороги, бесконечного недосыпа и напряженной работы в колледже. Но проснуться не получается и, не подыгрыв внезапному кошмару, я следую распорядку дня, что давно заучен до автоматизма.

Автобусы не ходят. К счастью, до электрички можно добраться пешком, миновав лесопарк и частные дворы – тихие, безлюдные места, что в темное время суток лучше обходить стороной. Но сегодня узкая, протоптанная в подножном месиве дорожка необычайно многолюдна и, задетая чьим-то плечом, я едва не ныряю в кучу почерневшего прошлогоднего снега.

А на железнодорожной станции и вовсе скопилась чудовищная масса народу. Люди тащат огромные чемоданы и баулы, толкают перед собой нагруженные тележки, со всех сторон в уши врезается ругань и надрывистые рыдания маленьких и не очень детей. Протискиваясь мимо, кто-то больно бьет по ноге кошачьей переноской и переноска отвечает грозным шипением. Прости, котик, я не хотела.

С каждым шагом все сложнее двигаться вперед. Нет никакой надежды протиснуться на перрон с моим хрупким телосложением, что уж говорить о возможности попасть в вагон?

Но это и не нужно, поезда тоже не ходят.

Кто-то в толпе уверяет, что имперская авиация разбомбила пути. Другой говорит, нет, вся железная дорога перенаправлена на нужды армии. Третий спорит: машинисты сбежали за границу, прямо на электричках. Забили вагоны своими родственниками, вещами, а оставшиеся места продали по тысяче долларов за штуку и сбежали за границу.

Почему все эти люди остаются на станции? Не знаю, но идея не так уж плоха. В толпе, кажется, спокойнее и даже потное плечо стоящей по соседству тетки внушает чувство уверенности и защиты.

Все равно возвращаюсь домой. Чуть-чуть постояв посреди комнаты, умываюсь холодной водой, пересчитываю деньги и продукты. На всякий случай повторяю процедуру еще несколько раз и, как оказалось, совершенно правильно: результат все время разный.