Рихард Бользен скривился, глядя на отражение в зеркале. В мундире французского капитана он себе решительно не нравился. Не то, не так. Вроде хорошо, но не так. Дурацкий мундир. Проклятая форма, проклятое время. Очередная уступка условностям, капитуляция перед старым закостенелым миром. Еще одно маленькое поражение. Рихард самому себе казался смешным. Все же немецкая полевая куда удобнее, в ней чувствуешь себя человеком, а не чучелом в галифе.
К черту! Моральный онанизм до добра не доводит. Рихард сам с радостью ухватился за этот шанс, сам принял предложение старых соратников. Товарищи в Лондоне правы. Хорошо ли, плохо ли, но они правы. Раз началась война, ее надо использовать на все сто. Это реальный шанс для коммунистов подняться на слабости демократических режимов, его надо ухватить. И точка.
Бессмысленно и бесполезно сопротивляться системе. Формально он уже прогнулся, смирился с малым, признал над собой не только власть товарищей командования бригадой, но и армейской машины продажной республики. Но прогнуться, не значит проиграть. Показать слабость, выждать время, накопить силы и ударить по республике, когда не ждут. Кажется, у японцев есть хорошее выражение: «Лежа лизать желчь». Как раз к месту.
Время идет. Пора завтракать. Через двадцать минут приедет машина. Нельзя опаздывать, нельзя показывать леность и слабость перед людьми. Тем более, сегодня великий день. Рождение армии Коминтерна. И он Рихард Бользен, товарищ Артем, Алексей Никифоров к этому более чем причастен.
Батальон построен на плацу. Гранитные шеренги. Серьезные лица. Люди подтянуты, сосредоточены. Спины распрямлены. Головы подняты. Глаза светятся. Это не строй, это стальная стена. Живой гранит. Не мобилизованная подневольная махра, не оболваненные фанатики, нет – здесь все добровольцы. Настоящие люди. Несмотря на серое затянутое небо, кажется, над этими людьми светит солнце. Всегда.
Второй батальон первой бригады коммунистического интернационала. Один батальон. Если сравнить с десятками дивизий по эту и по ту линию фронта, то мало. А если понять, что это целый батальон только создающейся, никогда не существовавшей армии Коминтерна, то уже много.
– Равняйсь! – капитан Бользен чуть не сорвал голос от волнения. Первая команда, на первом построении, его первого батальона.
– Смирна! – шеренги дрогнули и застыли. Как и должно быть. Одним движением. Единая сила.
Стройные ряды. Подтянутые фигуры. Глядящие из-под касок глаза. И лица, лица, лица. Настоящие люди. Смотрят спокойно, уверенно, глаз не отводят. Коминтерновцы. Еще совсем недавно они были немцами, евреями, русскими, англичанами, испанцами. Сегодня это интернациональный батальон. Рихард Бользен настоял и убедил товарищей, в его батальоне нет пошлого буржуазного деления на национальные роты и взводы. Все едины и равны. Все коммунистической национальности.
– Вольно!
Теперь можно позволить себе заложить руки за спину, пройтись вдоль строя, подмигнуть французскому лейтенантику, замершему на краю плаца. Бедняга хорохорится, выпячивает грудь, но явно чувствует себя чужим. Между ним и бойцами батальона пролегает незримая пропасть. Он не коммунист, он не наш, он только соглядай от капиталистов.
– Товарищи! Мы батальон коммунистической интербригады. Мы готовы вступить в бой с фашистской заразой! – капитан Бользен говорил на немецком. Комиссар Розенберг синхронно переводил на русский.
