Как молодому сознанию прийти в порядок, если его пошатнувшееся положение только усугубляли, а не пытались вылечить? Второй год лечения Кэтти провела в камере-одиночке, как особо буйная и нервозная пациентка. И, опять-таки, вопрос: как ей в одиночку справляться с переполнявшими её эмоциями, да ещё и запертой в четырёх стенах? Её крики о помощи ударялись о глухую стену. Она звала, но к ней никто не приходил. На третий год она замолкла. И её стали выводить за пределы одиночной камеры. Она искренне радовалась всему: солнцу, дождю, снегу, ветру, цветам и даже другим пациентам. Её перевели в палату в общем коридоре. Но даже несмотря на такое неправильное обращение, она не затаила обиду и всё равно отдавала предпочтение положительным эмоциям, чаще пребывая слишком счастливой, чем слишком несчастной. Есть ли хотя бы мизерный шанс, что её душа вылечится от недуга, и Кэтти сможет вернуться к обычной жизни? Я считаю, что есть, если к ней обращаться как к обычному человеку, считаясь с каждой её эмоцией.
Когда я докуривал, ко мне подошла Алевтина. Она уже была переодета и собиралась домой, её смена подошла к концу.
– Это письмо действительно предназначалось не мне. – Я заговорил первый, выбросив окурок в урну. – Случайно захватил его из коробки в подвале, когда сортировал их.
– Ладно, – тихо ответила Алевтина.
– У тебя завтра ночное дежурство? – Перевёл тему разговора я.
– Да, – в таком же духе отвечала она.
– Ты хочешь ещё о чём-то поговорить?
– Нет.
Я прильнул её к себе.
– Я уважаю тебя. И себя. Ты у меня одна, – на ушко прошептал ей.
– Я знаю. Прости мне мою вспыльчивость, – вздохнула Алевтина.
– С кем поведёшься от того и наберёшься, – легко поддел её и поцеловал в макушку, отстранившись. Раскрывать наши отношения я не спешил.
– Ага, мало того, что окружают психи, так ещё умудрилась влюбиться в психиатра, – Алевтина расслабилась и сменила гнев на милость.
– До завтра. И… спасибо за халат.
– А толку, что я его стирала! – Усмехнулась она. – Оторванный кусок я не нашла в кармане, чтобы пришить.
Я погладил её по спине.
– Пойду к пациентам.
– До завтра, – она поцеловала меня в щёку и уехала домой.
Я подошёл к посту и поинтересовался у Инны:
– Всё спокойно?
– Как всегда, когда здесь ты.
– Инн, а где хранятся дела других пациентов?
– Ты хочешь узнать о ком-то конкретном или просто изучить все? – Вопросом на вопрос ответила Инна, прищурившись.
– И то, и другое, – не соврал я.
– Все дела, как старых, так и текущих, находятся в папках в хранилище возле подвала. Электронной базы, как знаешь, у нас нет. Ключ есть от хранилища?
– Есть. Не знал, что там и дела старых пациентов тоже.
– А ты ещё раз нахами Калусовскому, так он и туда тебя отправит сортировать дела по алфавиту, – рассмеялась Инна.
Я ответил ей улыбкой и направился к хранилищу:
– Если что-то выйдет из-под контроля, ты знаешь, где меня найти.
Папки с личными делами находились в таком же беспорядке, как и коробки с личными вещами. Сначала руки потянулись отсортировать их по алфавиту, и я сам рассмеялся этому порыву. Потом принялся искать дела всех Виолетт, но мои попытки закончились провалом. После стал пересматривать дела всех пациенток, чьи фамилии начинались на "К", но и это не вознаградилось успехом. Напоследок я просто перебрал все дела, но среди них не было никаких Виолетт и никаких Вайлет. И даже с именем на "В" оказалась только Виктория, которая умерла девять лет назад, а фамилия её была на "Т".
