Вытер пот с лица, огляделся вокруг. Прада спокойно щипала неподалеку сухую траву, несмотря на покрывавшую ее белую изморозь. Мое, неожиданно нагрянувшее, сумасшествие, казалось, ее вовсе не побеспокоило. Кьярд вела себя так, словно подобные приступы случались со мной едва ли не ежедневно.
– И долго ты меня ждешь? – осведомился я у къярда, не слишком надеясь на ответ.
Вряд ли я потерял много времени. В небе со стороны Терра-Вива все-ещё алел рассвет. Восходящее солнце сдвинулось лишь на пару сантиметров.
Оттряхнул от земли испачканные колени и руки. Подозвал Праду. Достал из седельных сумок, заранее свернутую, сигарету, отметив, что их осталось всего две. Закурил. И, немного успокоившись, решил, во что бы то ни стало, продолжить путь.
– Даже если то, что произошло только что, и есть пресловутое притяжение – буду сопротивляться ему столько, сколько смогу, – уверенно пообещал сам себе, вскакивая в седло.
Пережить подобное – врагу не пожелаешь. Впервые на своей памяти чувствовал себя настолько беспомощным и не хотел бы ощутить это вновь.
Но дальнейший путь прошел спокойно. Я старался, чтобы он пролегал по безлюдной местности, не видя причин заезжать в Онодрим и примыкающие к нему деревеньки. Небольшого запаса провизии должно было хватить на ближайшее время.
Старался не думать о том, что будет, когда я, наконец, заполучу Кристальный гладиус. Заветный меч был финальной точкой, по достижении которой весь мир для меня перевернется.
Пару лет назад даже не верил в то, что найду его. И вот, до артефакта пара шагов. Теперь ничто не помешает достать его. И никто.
Так торопился, что без устали гнал Праду к цели. Будь она обычной кобылой, пала бы уже к обеду, однако, не зря в выносливости и скорости къярдам не было равных. Моя верная спутница скакала, как ни в чем небывало, словно наше путешествие было не бешеной скачкой, а легкой прогулкой.
Себе я тоже отдыха не давал, считая меч приоритетнее даже еды и питья. Не чувствуя мороза и голода, мчался вперед. Из-за высокой скорости почти не различал дороги, однако, когда начало смеркаться, моя вороная кобыла замедлилась.
Заозиравшись по сторонам в поисках причины такого поведения, заметил на фоне темнеющего неба птичий силуэт. Обычная птица с большой долей вероятности осталась бы для Прады незамеченной, но приближение Люциуса моя верная спутница чувствовала всегда.
И, будучи уверенными в том, что именно ворон Миры летит в нашу сторону, мы поскакали ему навстречу. На подлете я протянул вперед вытянутую руку, позволяя птице приземлиться прямо на нее и вцепиться острыми коготками в рукав.
– Ну, привет, пернатый! – Обрадовался я и аккуратно почесал его блестящую черную шею.
Даже Прада издала короткое ржание, что можно было одинаково расценивать как приветствие и как радость от остановки после долгой беспрерывной скачки.
– Прривет-прривет! – Поздоровался Люцик, выпуская из крепко сжатого клюва, свернутый в трубочку бумажный лист, перевязанный атласной лентой.
Поймал письмо на лету и, пока птица перемещалась с локтя на плечо, уже развязывал, стягивающий бумагу, узелок.
– Как дела, Люц?
– Как дела, как дела… – проворчал пернатый. – Голова еще цела. Но хозяйка гррозилась запечь в яблоках и завести вместо меня голубя.
Без труда догадался:
– Небось, мнение свое птичье высказывал, когда не просили?
Любовь Люциуса к разговорам, непрошеным советам и ненужным замечаниям была широко известна всем его знакомым, в том числе и мне. И не раз приводила к угрозе его жизни. Иногда серьезной, иногда не очень.
