– На чёрта он мне в доме сдался? Куда я его дену? А если узнает Юфрозина?
Так я впервые услышал имя женщины, ради которой ты отправила меня сюда.
– Нет, и не просите, – отрубила Пири. Хотя никто и не просил. Аги понуро расставляла миски, Берт хмуро резал краюху хлеба.
Обед прошел в неловком молчании. Так быстро, как только позволяли приличия, я скрылся в своей комнате. Вскоре зашли Берт и Аги, чтобы с печальным видом признать провал своего замысла. Они предложили мне остаться до утра, чтобы вернуться в город на телеге вместе с Пири и свежим молоком. Мне нечего было терять, и я согласился. Как ни стремлюсь я вернуться к тебе, возвращаться с горьким чувством поражения не много было охоты.
После решительной отставки от старой Пири я чувствовал себя чужим в доме. Собравшись, я ушел вниз по лугу к озеру и пробродил там до самого вечера. Нашел большой гриб с розовой полосатой шляпкой – не знаю, съедобный или нет – от нечего делать долго зарисовывал его в блокнот. Рядом бегал муравей – его я нарисовал тоже. Отправляю тебе ради смеху – можешь полюбоваться моими художествами.
После ужина я опять скрылся к себе, как в нору. Сидел, смотрел в окно, как гаснет свет над горами. Бил на себе комаров – злых, осенних. Дом и двор жили тайной вечерней жизнью – хлопали двери, топали и шуршали шаги по деревянным половицам, за окном блеяли овцы, переговаривались и смеялись работники, поливая друг друга у колодца. Я был лишним, никчемным, случайно занесенным сюда осколком другого мира. Вдруг вспомнились каменные женщины на выходе из пещеры – теперь они отчего-то все были похожи на Пири: со склона горы они смотрели на меня равнодушно и неприветливо, как на мелкую мошку.
Постепенно все стихло. Круглая серебряная луна повисла над озером, небо обрызгало частыми белыми звездами. Я совсем было собрался ложиться, когда вдруг снова захлопали двери, кто-то часто и дробно простучал каблуками по коридору и сразу в кухне, которая была от меня через стену, раздались восклицания и плач. Встревоженный и любопытный, я вышел из комнаты и подошел к кухонной двери -она была приоткрыта. Аги, Берт и девочки толкались вокруг фигуры в центре. Я успел заметить растрепанные длинные ярко-рыжие волосы, руки, прижатые к глазам, юное заплаканное лицо, багровые ссадины на щеке и разбитые губы. Прежде, чем я решился шагнуть внутрь, черная тень скользнула мне навстречу и, загородив свет, оттеснила меня от дверей. Пири взяла меня за рукав и потянула за собой вглубь дома.
– Осока прибежала, – вздохнула она, наклоняясь к моему уху. – Ох, что ж за беда… Не вовремя я ушла. Совсем она замордовала девчонку.
В темноте старуху было почти не видно. Но пахло от нее неожиданно приятно – сдобой и пряностями. Ее рука крепко держала меня повыше локтя и, хотя я мог поклясться, что Пири не смотрит на меня, я чувствовал в ней какой-то ко мне вопрос.
– Жалко девочку, – тихо сказал я. Синяки так и стояли у меня перед глазами.
– Поди, поди к себе, – быстро шепнула старуха. – Погоди пока, не кажись.
Она легонько подтолкнула меня к моей комнате и похлопала по спине – нетерпеливо, как непослушную лошадь.
– Погоди пока, – повторила она, и вернулась в кухню.
Я вошел в комнату и в расстройстве сел на стул. Хочется написать, что в тот миг я ощутил поворотный момент в моей истории, но, скорее всего, это я понимаю сейчас, рассказывая тебе. Тогда же я просто сидел и растерянно ждал, прислушиваясь к звукам дома, потом придвинул поближе лампу, вынул книгу и стал читать, чтоб ни о чем не думать.
