Мне было так плохо, Подруга, что я не могла даже плакать. Я находилась в тупом ступоре, ходила, ела, говорила на автомате. Из меня словно вырвали огромный кусок души. Именно в нем заключались мое спокойствие, уверенность, чувство поддержки, счастье. Позже Эд сказал, что боялся, как бы я не сошла с ума. Не знаю, что делала бы без него. Он полностью взял на себя все хлопоты по похоронам.
Я вышла из оцепенения на кладбище, когда у меня на глазах родителей начали опускать в землю. Я взвыла, как ненормальная, перепугав пришедших, и кинулась срывать с гробов эти проклятые цветы и ленты. Мне лишь хотелось, чтобы все происходящее оказалось неправдой, чьей-то идиотской злой шуткой, глупой ошибкой. Эд перехватил меня и крепко прижимал к себе, пока я вопила и вырывалась из сильных объятий, ставших вдруг кандалами. Через несколько минут я просто потеряла сознание.
Потребовался не один месяц на то, чтобы осмыслить произошедшее. Я бросила учебу и неделями не выходила из комнаты. Но однажды встала, первый раз за несколько дней приняла душ, привела себя в порядок и отправилась на пробежку. К моему возвращению Эд приготовил завтрак и ждал меня с чашкой кофе. С его лица наконец-то ушло выражение сочувствия, от которого становилось тошно.
– Паттерсоны покрасили дом. Они делают это каждый год, – щебетала я, намазывая тост маслом.
– Зачем это нужно делать каждый год?
Эд внимательно следил за мной и старался поддерживать непринужденный тон.
– Затем, чтобы хоть немного разнообразить свою дико однообразную жизнь. Покраска их дома хотя бы на неделю обеспечивает жителей темой для разговоров.
– Ты преувеличиваешь.
– Вот и нет. Даже мы с тобой обсуждаем это.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Хорошая идея! – радостно подхватила я и уловила, что ему не понравился мой энтузиазм. Он почуял неладное и был прав. – Давай продадим мотель и уедем.
– Нет.
Вот так просто и однозначно. Такие интонации не терпят возражений. Вот только я не терплю таких интонаций.
– Почему? Что нас тут держит? Все изменилось, мы не должны ждать два года.
– Этому месту твой отец посвятил всю жизнь.
– Из-за этого места он ее и лишился. Здесь не жизнь. Здесь тупое существование. Мы продадим его.
– Я не намерен уезжать отсюда.
Я замерла, вспыхнув от злости. Затем спокойно и медленно кивнула в знак понимания.
– Ладно. Тогда я продам долю отца. Она ведь теперь принадлежит мне. Я могу ей распоряжаться. А ты оставайся в этой дыре.
– Не выйдет.
Его голос окрасился деловыми нотками. Я не слышала их с тех самых пор, как он только приехал. Эд откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– В каком смысле?
– Ты читала договор, который мы заключили с твоим отцом?
– Зачем мне это было нужно? Нет, конечно.
Он принес из ящика стола папку с документами, нашел нужный и развернул его ко мне. Я быстро пробежалась взглядом по строчкам, но не заметила ничего особенного.
– И?
– Не видишь?
Он ткнул пальцем в какой-то абзац. Я нахмурила лоб, но ничего не поняла.
– Черт возьми, я совсем не разбираюсь в юридических тонкостях, ты же знаешь! Это все слишком запутано. По сто раз повторяются одни и те же фразы. Объясни нормально.
– Наша сделка заключена таким образом, что ни одна из сторон не может продать свою долю без согласия второй. Я попросту не позволю тебе.
– Да как ты смеешь. – Я не верила своим ушам. – «Санрайз» всю жизнь принадлежал моей семье.
