Письма в небеса - страница 15

– Энн не нравилась эта традиция.

– Энн поняла бы её, Софи.

Я закрыла лицо руками; напряжение, вызванное услужливой памятью прошлось волнами по моему телу.

После смерти Энн стала неприкосновенной. Я никому не позволяла запускать щупальца в свою канопу, (*канопа погребальная урна для хранения внутренностей умершего), никому не позволяла оскорблять память Энн дурацкими ритуалами. Я не задумывалась о том, что моё навязчивое желание уберечь ее от судачеств и пустых вздохов по поводу ранней смерти превратилось в шизофрению.

– Софи? – Хлоя коснулась моего плеча и вывела из оцепенения. – Дик навёл справки – Итан покинул город. Он не обратился в полицию по поводу угнанной машины и вообще…

– Хорошо, Хло. – Ответила я, сглотнув колючего ежа в глотке. Я поцеловала её в щеку и поднялась наверх. Мне хотелось остаться в одиночестве.

Твоя комната, Энн, всегда закрыта. Ни отец, ни Хло не решаются заходить в неё, да и я сама по правде сказать, вздрагиваю каждый раз, когда оказываюсь там. Все вещи нетронуты, все фото на своих местах.

Я пересматриваю их каждый раз и в эти моменты чувствую, что ты рядом. Ты никуда не ушла, просто перестала быть осязаемой.

Здесь нам пять. Мы с тобой задуваем свечи на трёхъярусном торте с Минни Маус. Здесь пятнадцать – это фото было сделано в последний день нашего пребывания в лагере. Знаешь, я до сих пор помню свою необъяснимую нервозность.

Мы катились по мосту, вы с Джеком Гирном распевали непристойные песенки, а я вдруг оцепенела, я ещё не знала что произойдёт, но в следующую минуту раздался оглушающий грохот – мне показалось что рядом взлетает самолёт – и я увидела, как разломилось дорожное полотно и машины полетели в воду. Люди выбегали с автомобилей и бежали, а когда наш автобус повис на обломках арматуры ты схватила меня за руку и прошептав «о Боже», стала рьяно молиться. Ты, наверное, не видела, как вспыхнул бензовоз и загорелся трейлер поблизости, закрыв глаза ты молилась, молилась так неистово, словно этим могла спасти нас. И ты спасла, Энн. Я уверена, только твоя молитва уберегла нас. И после эвакуации ты, белая, как фарфор, улыбнулась дрожащими губами.

– Я никогда не оставлю тебя, Софи.

Почему ты сказала эти слова? Неужели предчувствовала что-то?

Последнее наше общее фото сделано в твоей палате. Две одинаковые девушки, одна отражение другой, с одним отличием – на моей голове есть волосы. Ты уже знала что умрёшь, но приняла это известие стойко, как боец.

Скажи мне, Энн, как так получилось, что умирала ты одна, а не стало нас обеих ?

Находиться в доме отца для меня невыносимо. В этом крошечном мире все пропахло завуалированной болью. Поэтому в

Статен-Айленд я отправляюсь раньше, чем Таня выпьет последнюю рюмку.

Дорога занимает чуть больше часа. В начале десятого мой автомобиль тормозит у местного супермаркета. Я теперь не придерживаюсь диеты, поэтому могу побаловать себя чипсами. Продавец невероятно медлителен. Наконец он протягивает мне сдачу и произносит с сильным акцентом:

–М-ээм, что-о-о то-от тип де-л-ает у ва-ашей мА-шины?

Я оборачиваюсь, выхватываю взглядом жидкий, поросший светлой щетиной подбородок и чувствуя как подкашиваются ноги, наваливаюсь на стойку; Мне хватает доли секунды, чтобы сориентироваться. Трясущимися пальцами ищу номер Хло в своём смартфоне.

– Слушаю.

– Хлоя, он здесь. Этот чёртов придурок здесь! – яростно шепчу в трубку.