Они должны были оставить подобные воспоминания в этом мире, прежде чем перейти в иной.
Он достал мобильный и негнущимся указательным пальцем ввел имя в полицейский регистр CPR[9].
5
Где-то под грудой бумаг зазвонил мобильный телефон. Стол Элоизы Кальдан на ее рабочем месте в «Demokratisk Dagblad», как обычно, был завален записными книжками, вырезками и разного рода судебными документами. Клеевыми стикерами, стаканчиками из-под кофе и ручками, которые писали только время от времени.
Она успела ответить, прежде чем звонок оборвался.
– Алло?
– Д-алло! – бодро протрещал голос Шефера на другом конце провода. – У тебя есть минутка?
– Да, если очень быстро, – Элоиза переложила телефон в другую руку и продолжила писать на бумагах, которые готовила, – через три минуты у меня редакционное совещание.
– Хорошо, я только хотел сказать, что проверил имя, которое ты оставила вчера вечером.
– Правда? – Элоиза перестала писать. – Спасибо, Шефер, это очень мило с твоей…
– Да, но я ничего не нашел. Ни в регистре CPR, ни где-либо еще.
У Элоизы упали плечи.
– Но ты говорила, что твой приятель родом из Южной Ютландии, – продолжал Шефер, – поэтому я позвонил одному парню по имени Петер Зельнер, моему знакомому по полицейской академии. Он следователь и живет в Гростене. До середины нулевых в городе был большой полицейский участок, но сейчас он закрыт, и… да, не думаю, что у них в городе вообще есть полиция. Ближайший дежурный офицер сейчас, вероятно, в Сеннерборге, по крайней мере, Зельнер там, так что…
– У меня всего пара минут, Шефер.
– Ну, я спросил, не знает ли он кого-нибудь по имени Мадс Орек, то есть не встречалось ли ему это имя по каким-либо причинам на работе. Да, действительно, сказал он, но человека, о котором он подумал, звали Мазорек. Не Мадс Орек.
Шефер произнес имя по буквам, и Элоиза записала его на клочке бумаги.
– Это по-немецки или по-польски или что-то в этом роде, так что, может быть, ты неправильно поняла Фишхофа, и поэтому я ничего не смог найти в архивах?
– Вполне вероятно. – Элоиза прикусила губу, размышляя над тем, что сказал Шефер. – Так это фамилия, говоришь? Ма́зорек – с ударением на первый слог?
– Ма́зорек, да. Том Мазорек. Он из Ринкенеса.
– Ладно, по крайней мере, место совпадает. Там родился и вырос Ян Фишхоф. Что ты можешь рассказать об этом человеке?
– Немного. Я не углублялся в детали, но вижу, что он погиб в 1998 году и что он…
– Значит, дело есть? – Элоиза выпрямила спину.
– Нет, там был какой-то несчастный случай. Похоже, здесь не за что зацепиться.
– Но кем же он был? У вас есть что-нибудь на него?
– Только старое досье. Речь там идет о беспорядках в баре, уличной драке, неоплаченных штрафах за парковку – по мелочам. Мой знакомый сказал, что его никогда не брали на мушку за какие-то серьезные преступления.
Журналист Могенс Бетгер прошел мимо Элоизы и легонько постучал по столу. Он указал на конференц-зал и сделал ей знак, что пора закругляться.
– Шефер, мне пора, но я хотела спросить: мне можно ознакомиться с этим досье?
– Нет, нельзя, маленькая любознайка, сама знаешь. Но если применишь свои журналистские умения, можешь посмотреть свидетельство о смерти на веб-сайте Национального архива. Тебе будет нужно 1 августа 1998 года.
Элоиза не смогла сдержать улыбки. Она повесила трубку, взяла ноутбук под мышку и направилась в конференц-зал.
6
– Ну что ж!
Могенс Бетгер, редактор группы, пишущей об экономических преступлениях, хлопнул в ладоши и оглядел собравшихся. Шестеро журналистов сидели вокруг большого стола для совещаний. Единственным, кто остался стоять, был Бетгер. Его недавно подстриженные темные волосы были красиво уложены, костюм плотно облегал двухметровое, натренированное йогой тело.
