Иногда вот в таких закрытых дворах можно встретить целый кошачий прайд, который кормят с рук пожилые бодренькие женщины. А на балконах в хорошую погоду иногда сидят петербургские старики. Они читают газеты, курят и недовольно бурчат на проходящего по их закрытому двору чужака. Особенно мне нравятся дворы-колодцы, в них своя непередаваемая красота…
Я не углублялся в историю города, я знал лишь, что Петр Великий – отец Петербурга, что он был провозглашен царем в десятилетнем возрасте. Что Петербург построен по подобию Венеции, хотя копия, на мой взгляд, явно превзошла оригинал. Ну и, конечно, как же не знать, кто первым привез на наши земли из Европы картофель. Мне было известно о нем немало, но и не много… Ведь не знать об этом человеке совсем ничего, будучи в культурной столице, – настоящее преступление. Невежество…
В Петербурге своя атмосфера. И я это всегда ощущал. Нигде не попробуешь такие вкусные пышки, как в местных пышечных, и чем проще внутри заведения обстановка, тем вкуснее делают пышки. Особенно любит их молодежь.
Вспоминаю, как однажды кормил хлебом голубей у памятника Маяковскому, там часто собирались в летние дни старики поиграть в домино или нарды – не знаю, собираются ли сейчас.
Крик чаек, затянутое черными тучами небо, моросящий дождь. Запах зернового кофе, аромат ванили с примесью сырого асфальта, запах речки Фонтанки, Мойки или Невы. Коренные жители некогда столицы мне скажут, что каждая из них пахнет по-своему. И они будут правы.
А еще некоторые из них могут сказать, что романтику можно найти, если приехать в Петербург на несколько дней, поселившись в комфортном отеле, имея деньги на посещение культурных оазисов и кафе. Они расскажут, что нет этой романтики в старых коммуналках на двенадцать комнат, как не бывает в определенное время горячей воды. Они могут сказать, что постоянный бешеный ритм города, толпа туристов и загрязненность воздуха не каждому человеку подходят. И они будут по-своему правы…
Так или иначе, в Петербурге многие мечтают жить, мечтают творить и растворяться. Мечтают влюбляться, любить.
И с дождем на глазах расставаться…
Я допил или доел, не знаю, как правильно, свой напиток и теперь смотрел в окно на бесконечный поток автомобилей, думая о том, что сегодня, седьмого июля, возможно, самый необыкновенный и волнительный день в моей жизни. Конечно, впереди еще много недостигнутых вершин, много падений, но этот день я не забуду никогда. Софья, наверное, взяла себя в руки, ей больше не перед кем играть, можно теперь жить своей ролью. Кажется мне, что режиссер больше ее не обвинит в дешевизне игры.
Как у них все сложно: «дешевый театр», «переигрываешь», «недоигрываешь», «верю», «не верю». В моей профессии все намного легче. У меня либо хорошая пьеса, либо ее не поняли. У меня либо замечательная статья, либо мой редактор дурак! И нет ничего на свете проще этого.
Я много лет работал журналистом и, что удивительнее всего, бросил это дело таким же скромным, воспитанным, чувствующим грань между дозволенным и наглостью. Одним словом – я был плохим журналистом для редакции и просто тактичным человеком.
Интересно, многим ли мужчинам Софья отдавалась вот так, в первый день? Я был хорош, или она просто играла, чтобы я в это мгновение жил?
– Ваш счет.
Официантка принесла мне счет и забрала пустую чашку. Воду я попросил оставить.
– Всегда сушит в горле после шоколада.
