– Под обломки заполз. Там еще пыль столбом стояла.
Немцы метнули гранату, затем добили раненного ее осколком парнишку и дальше пошли поливать огнем. Ну, успокоились, осмотрели то, что осталось от церкви, по лестнице поднялись, заглянули на руины колокольни… Словом, отсиделся тогда твой младсерж Мальчевский, как нашкодивший кот. А потом уже тылами пробирался. Вместе с безлошадными нашими кавалеристами из окружения выходил. Так что там, в церкви… Прием вроде бы детский, как в жмурки, тем не менее жизнь он мне спас.
– Hу, за такую жизнь, как твоя, можно было бы и не цепляться.
Мальчевский умолк, поднялся, нервно поправил шинель, ремень. Перебросил с руки в руку автомат.
– Я тоже так считал, когда заходил сюда. Что за жизнь свою тебе особенно цепляться уже не стоит. Потому что шел с твердым намерением пристрелить тебя, как шавку.
– Что ж мешает? – спокойно спросила Калина, передергивая затвор своего автомата.
– Жалость, – бросил Мальчевский уже из-за порога. И изо всей силы грохнул дверью. – Нашел перед кем исповедоваться, идиот! Это ж надо: первый раз на веку чуть ли не полжизни чужому человеку пересказал! И кому? Какой-то немецкой шлюхе!
Он не видел, что Калина вышла вслед за ним. Не видел, как вскинула автомат.
– Эй ты, ублюдок деревенский!
Мальчевский оглянулся и замер. Одной очередью Калина прошлась по склону плато слева от его фигуры, другой – справа. Пули проходили в такой близости от тела младшего сержанта, что ему казалось, будто ощутил в своем теле каждую из них.
– Все, оттатакала свое? – спросил он, сдерживая дрожь, охватившую все его тело.
– Еще раз пикнешь что-нибудь относительно немецкой шлюхи – весь магазин в лоб вложу. Ни под одним камнем церковным не отлежишься.
К одиннадцати вечера в светлице дома Брылы перед Беркутом предстали лейтенант Кремнев, сержант-разведчик Исмаилов, а также Мальчевский, Сябрух и Калина Войтич. Ни слова не говоря им, капитан подождал еще немного, и лишь когда в комнату ввалился запыхавшийся лейтенант Глодов, прошелся перед этим небольшим строем.
– Судя по всему, немцы готовят атаку на нас с правого берега, по льду. Бойцы, засевшие на косе, в руинах, которые мы называем «маяком», видели группу офицеров, которые в бинокли изучали наш берег, и солдат, которых они заставили испытывать лед на прочность.
– Так и было, испытывали, – поддержал его Кремнев. – А со стороны реки плато наше более доступное, нежели со стороны левобережья.
– Поэтому, – продолжил излагать свой план Беркут, – я принял решение нанести противнику упреждающий визит вежливости. Сегодня в полночь.
– Опять идти на тот берег? – не сдержался Сябрух. – Дык яны ж нас перебьют еще на льду! У них там теперь пуляметы, по берегу панад рэчкаю! Они сейчас так укрепились после того, как вы в плен унтер-офицера ихнего взяли.
– Точно. Напротив косы замечено две пулеметные точки. И ходит патруль, – простил Сябруху его несдержанность капитан. – Но мы перейдем речку южнее, в районе села.
– Села?! – еще больше удивился Сябрух. – Дык это ж верная погибель.
– Со стороны шоссе у нас более плотная опека. Кроме того, немцы привыкли, что наши вылазки обычно нацелены на шоссе, на долину. А вот на том берегу с диверсионным рейдом мы еще ни разу не побывали. Войтич, вы покажете, где лучше войти в село, объясните на местности, как там в нем ориентироваться, и вернетесь к группе лейтенанта Глодова, которая будет прикрывать нас, затаившись на льду у левого берега.
