Следующим в ряду стоит самшир персидский. Кривой, как полумесяц. В конном бою очень хорош, а вот и японская катана. Легенд и сказок про самурайский меч не перечесть, но доверить ему свою жизнь? Вопрос интересный. До начала прошлого века Страна Восходящего Солнца никогда не сходилась в жестоких схватках с внешним врагом, а в войнах двадцатого века больше, чем катана, героическими самураями применялся другой клинок, вакидзаси, используемый для харакири. Оружейникам, как и странам, нельзя жить в изоляции, вариться в собственном соку, без обмена информацией, опытом, культурой и техническими новинками. Отставание неизбежно. Катана предназначена для молниеносного удара, вроде как неожиданно голову отрубить зазевавшемуся крестьянину, не успевшему на колени перед своим господином упасть. А вот против турка-сельджука, который полчища монголов остановил, от которых те самые самураи на островах попрятались, да всем миром священный ветер «камикадзе» у небес вымаливали, или против гусара венгерского, да польского улана, у которых одна молитва божьей матери, а другая своей сабле неразлучной …
Ну а мы, русские … вообще, чем угодно можем воевать и победить с одними топорами и вилами. Из клинков чего только на Руси не было: и мечи франкские и сабли восточные, и шпаги новомодные, а остановились в 1881 году на кавказских шашках. Сначала казакам приглянулись эти клинки. А заодно и кинжалы, да и вообще вся одежда горских народов, практичная и удобная. А потом и начальство повыше присмотрелось к этим простым, но очень смертоносным сабелькам. Хотя, какие это сабли, всё другое – лезвие малой кривизны, никаких ухищрений с «елманью» для усиления удара, просто рукоять без всякой гарды и прочих излишеств, один клюв и темляк, чтоб из руки не выскочила при рубке. Сам наследник престола цесаревич Александр Александрович на войне с турками в 1877 году видел, как казаки его отряда косым ударом от плеча до седла разваливали турецких янычар с их новыми английскими саблями. Вступив на престол Александром Третьим, он и начал военную реформу с главного оружия кавалерии, ввёл шашки вместо сабель, только палаши оставил кавалергардам, уж очень несерьёзно бы выглядело такое оружие у этих великанов. Вот они, эти шашки: образца 1881 года кавалерийская, это кавказская, как у Лермонтова – "настоящая гурда, сама в тело вопьётся", эта Будённовская, а вот эта до самого Берлина дошла вместе с дедом».
"Смотри, внук, какие рубцы на острие – сталь то уже не та, не царская, а каски немецкие крепкие, а то и винтовку гад подставит", – так дед говорил, когда под хмельком, так-то про войну молчал больше, только вздыхал, когда по телевизору какое-нибудь кино про это показывают. "Там кина этого не было – красиво никто не умирал, страшно все мёрли. И мы и они. Первого срубил – полдня блевал, чуть сам не сдох. Потом полегче стало, привык малость. Всё одно это не в пехоте, стрельнул издали, и он сам по себе помирает, не видно. А тут вся его смерть в твоей руке, и хорошо, если рубанул толково, голову снёс или, когда наискось удар получится, ещё и плечо с сердцем. Тогда он не мучается, дёрнется нога пару раз и все. А вот коли удар не пошёл, или чем заслонится и полоснёшь только, да чего отрубишь, руку там, пальцы часто сносишь, когда винтовку подставит, шмайсер тот переламывался от удара, тогда самое страшное – он орёт и тебе в глаза смотрит, а добивать надо. Так что крови вражьей на ней много, ох и много …".
