Пламенеющие храмы - страница 28

Однако он не достиг бы своих высот и соответствующего положения в Совете семей, если бы был человеком одной миссии. Разыгрывая карту новых духовных доктрин, он вполне оценил насколько они серьёзны и даже опасны. Эти доктрины не остались потрясением одного дня. Даже оставаясь без всякой поддержки, материальной или какой-нибудь иной, они не умерли в забвении, не растворились в трактирных пересудах. Они по-прежнему продолжали будоражить толпы людей и с каждым годом всё основательнее. Идеи создавали настроения, те в свою очередь в какой-то, обычно в самый неподходящий, момент сподвигали толпы народа на действия, казалось бы самые непредсказуемые и тем не менее предопределённые. Так, в году 1525 начались восстания в германских землях. То здесь, то там крестьяне чинили погромы своим князьям. Так же после долгих брожений случился переворот в благообразном до того городе Мюнстер. Здесь чернь, подстрекаемая несколькими проповедниками, свергла законную власть и провозгласила коммуну. Котёнок, когда-то брошенный на растерзание псам, выжил и сам превратился во льва, способного с лихвой возместить своим обидчикам. Оставь Леммель этого льва без опеки сейчас, в будущем это могло бы обернуться ещё большими неожиданностями. С ведома Совета семей, дабы обезопасить свой мир от возможных потрясений, Леммель как мог принялся обхаживать этого льва. Обхаживать и дрессировать. Для этого решено было применить старинную тактику, оправданную веками существования. Если не можешь подавить волнения, возглавь их и направь в выгодную тебе сторону. Подавить идеи, вызвавшие брожение умов, оказалось (увы!) невозможно. Леммелю оставалось привычное для него «возглавить и направить». Для начала он где-то через своих доверенных людей, а где и сам в личных беседах или в переписке, пытался выяснять суть новых доктрин и, что не менее важно, что из себя представляют сами люди, их выдвинувшие. Мотаясь по городам Европы и устраивая множество иных своих дел, Леммель всегда вызнавал настроения и отношение к доктринам множества самых разных людей, будь то городской ремесленник, рыночный торговец, католический епископ, городской чиновник, а то и сам князь или король.

По всему картина вырисовывалась нескладная. Уж сколько лет минуло со дня появления лютеровых тезисов, а единой доктрины нового, неримского христианства как не было, так и нет. Хотя с той достопамятной поры по поводу христианской веры и царивших церковных порядков не высказывался только ленивый. Восемь из десяти выступающих были обычные мелкие клирики, не видевшие мира дальше своего прихода, но вдруг обозлившиеся на своих епископов из-за каких-то мелких склок или недополученной мзды. Эти бузили в кабаках и тавернах, а потом вещали в храмах всё, что в голову взбредёт, только бы порезче уязвить своих обидчиков. В пылу же обличений доставалось и бедному епископу, а заодно и папе и всей Церкви. Таких Леммель в своих раскладах в расчет не принимал. Единственное, что могли эти крикуны, так это поднять бурю в стакане и, удовлетворившись брошенным им куском, успокоиться. Также среди глашатаев новой веры гораздо менее было людей действительно толковых и вольно думающих. Как правило, это были студенты и профессора городских университетов, коих в Европе было немало. Молодые люди в студенческих рясах, воодушевленные людьми в мантиях профессорских, сбивались в компании и кружки и, собираясь в тех же самых тавернах и кабаках, всяк на свой лад толковали Е1исание, сочиняли и обсуждали свои опусы и пасквили. Воткнуть при этом шпильку, да поострее в толстый зад римского папы считалось делом обязательным и вполне приличным. Вчерашние же студенты, те, что посерьёзнее, ставшие докторами и магистрами, кучковались уже не в кабаках, а в приличных домах и дворцах, смущая умы их именитых и состоятельных обитателей. Леммель, часто разъезжая по Брабанту, германским и савойским землям, посетил множество подобных домов и приметил для себя некоторые такие персоны. В задуманном Леммелем пасьянсе они, пока безвестные, в будущем должны были проявиться и сыграть свою роль. Но это в будущем. Пока же вопрос с новыми доктринами и людьми, способными эти доктрины оформить и взлелеять в умах толп, оставался открытым. Во-первых, нужно было задать суть самих доктрин. Все они, по замыслу Леммеля, основываться должны были неизменно на христианстве, ибо единственно его посылки прежняя Церковь настолько застолбила в умах, что определила жизнь не только нынешних, но и многих будущих поколений. И ни он, Леммель, за всю свою жизнь, ни последователи его не смогли бы тут ничего изменить. Что касается количества, то новая доктрина не должна была быть единственной. Имея единую основу, доктрины по сути своей обязательно должны были в чем-то различаться, в идейных ли мелочах или внешней атрибуции. Зачем? Чтобы в будущем, играя на заранее заложенных противоречиях, можно было бы склонять чаши весов в нужную сторону. Что поделать, в памяти еще не истлела история с Медичи, а старинный принцип «divide et impera»