Жаль, не разживёшься толком – вся деревня была вдвое меньше табора. Пришлось возвращаться назад. Чарген взглянула на пёстрые шатры и тяжело вздохнула. Засмеют ведь. Жена барона, а принесла всего ничего, даже мяса не раздобыла. Смирившись со своей участью, цыганка зашагала извилистой тропкой. Лучше в обход, чем через весь табор. Она не боялась шиповников, которые вились вдоль дорог, – давно уже привыкла. Это всё же лучше, чем скакать на подмостках и постоянно растягивать губы в улыбке.
Сбоку промелькнул цыган. Чарген взглянула на него и чуть не выронила котомку от удивления. Сердце пропустило удар.
– Мирча! – выдохнула. – Что ты тут делаешь, морэ?
Цыган смерил её презрительным взглядом, схватил за тонкое запястье, но потом будто бы передумал, выпустил руку, развернулся и пошёл к табору. Всё произошло настолько быстро, что Чарген не успела ничего понять.
Уж не решил ли цыган сыграть с ней злую шутку? Она нахмурилась. Правды Мирча ей всё равно не скажет. Хоть бери и гадай на картах, да где их только взять–то? Чарген тряхнула смольными косами и решила не забивать себе голову дурными мыслями. Если и впрямь приглянулась, он даст знать, а если решил просто посмеяться, то ничего у него не вышло. Цыган Мирча, в конце концов, или нет?
Чарген вернулась в табор весёлая, развязала котомку и вынула оттуда картошку с морковью. Цыганки с более щедрым наваром усмехнулись, но ничего не сказали. Зурал тоже промолчал. Старый барон уже успел где–то разжиться куском сала.
– Сейчас поставлю вариться. Скоро поужинаем, – она улыбнулась мужу и мигом отвела взгляд.
Хороша пара, ничего не скажешь – седой старик да девка девкой. Поскорей бы Мирча забрал её прочь, пусть хоть бьёт, хоть обижает по–другому – и то будет лучше жизни с нелюбимым.
. Шум волн
1.
Мирча метался в постели, не зная, куда деться. Выцветшее покрывало промокло от пота. Жар сжигал его тело, а перед глазами мелькало лицо цыганки. Усилием воли он подавлял крики. Не хватало ещё орать на весь табор, зовя Чарген. Мирча плохо соображал. Единственное желание заставляло закипать кровь. Он не мог ни уснуть, ни прийти в себя, как будто кто–то другой дёргал его за ниточки, как куклу, и нашёптывал в ухо: «Иди к ней».
Кости болели. Слабость накатывала волнами. Хорошо хоть табор стоял на месте, иначе бы уже поползли слухи. Шальная мысль промелькнула в голове. Что, если отец не зря задумался про второго сына? Что, если Зурал давно знал: подобное однажды случится с Мирчей и погубит его.
А может, это было эдакое испытание? Что ж, Мирча его полностью провалил. Он уже понял, что не отступится от Чарген, не оставит её в покое и их побег был лишь вопросом времени. Сначала Мирча хотел потянуть до весны, пожить с табором в Приморье, но теперь ему казалось, что он не продержится ни дня.
Он сжал зубы и зарылся в покрывало. Стало холодно, как будто морозы ударили раньше времени. Мирча почти прочувствовал, как мягкий и ледяной снег обволакивал тело, как вдруг всё растопило огромное пламя, и цыган мигом откинул покрывало. Жар. Жуткий и беспощадный.
Сказал бы ему кто про Чарген раньше, Мирча рассмеялся бы и назвал рассказчика вруном, каких не видывал свет. И всё же почему, почему она, а не какая–то другая цыганка? Почему её тело – худое, бледнее цыганского – манило его? Чарген ведь бывшая невольница. Не было в ней ничего такого, что заставило бы засмотреться, и от этого становилось ещё горше.
