Митрич откупорил бутылку, сноровисто накатил в три стакана граммов по пятьдесят и задорно провозгласил в дополнение к уже произнесенному тосту:
– Поднимем бокалы, содвинем их разом, да здравствуют музы, да здравствует разум!
Подняли, содвинули и, зажмурившись, одним глотком влили в себя огненную жидкость. Скуксившись от мерзкого сивушного привкуса пойла, дружно потянулись к хлебу и зельцу.
Между тем младенец выдул до последней капли молочную смесь из бутылочки, радостно загукал и потянулся ручонками к матери. Людмила громко засюсюкала и подхватила сына на руки и вдруг, горько расплакавшись, запричитала:
– Аристусик мой ненаглядный, как же я без тебя жить-то буду?! А тебе без матушки родной каково придется?..
– Ты чего это, девка, удумала?! – Варвара, несмотря на принятую внутрь приличную дозу алкоголя, не потеряла связи с реальным миром. – Куда это намылилась?!
– Не намылилась, маменька, замуж выхожу, – гордо вскинув голову, заявила во всеуслышание Людмила.
– Это хто ж у нас на такую прынцессу позарился? – с ехидцей в голосе поинтересовалась мать. – Какому дураку щастье такое выпало? И при чем тут мой внук?
– А при том, мама, что Джон сделал мне предложение. Как только мы официально вступим в брак, он улетает в Америку, ну и меня забирает, как свою законную супругу. Ар ю андестенд?
– Иесс, оф коз. – Митрич вышел из хмельного транса и невпопад продолжил: – Ту би ор нот ту би… бедный Йорик, я знал его, Горацио…
– Да погодь ты, старый дурень, анихею нести! – рявкнула на соседа Варвара и, с подозрением воззрившись на дочь, спросила: – Это какой же такой Джон?
– Джон Макмиллан из Калифорнии – это штат у них такой в Америке, у него там крупная ферма, и вообще, мой Джончик – самый настоящий капиталист, миллионер, между прочим. Влюбился в меня без памяти, «Людмила, – грит, – виходьи за менья замуж, и мы с тобой уедем из этот ужасний Сибир в мой родной Калафорния».
– В Калифорнии хорошо, – вновь проявил эрудицию бывший энтомолог, – там лето круглый год, апельсины растут, бабочки всякие, паучки…
– Ну вот и отлично, – мгновенно сориентировалась Варвара, – кажинный день ребенку витамины будешь давать. Мы-то этих апельсинов и прочих фруктов раз в год видим.
– … и океан там Тихий, – продолжал бормотать себе под нос мужчина.
– Что Тихий, это здорово, – одобрила Варвара, – хужее, когда Ледовитый али еще какой другой северный. – Затем, покачав головой, уважительно посмотрела на дочь, мол, не ожидала от эдакой дурищи столь мудрого поступка. – И где ж ты свово американца захомутала?
– Джон дипломат, какой-то там атташе в американском посольстве, а в Новосибирске в командировке, чой-то изучает, грит, социологией занимается или чем-то там еще.
– А вдруг, доча, он шпион? – мать со страхом уставилась на Людмилу. – Сколь себя помню, а иностранцев в наш город не очень-то и пускают.
– Да брось, мама! – беззаботно махнула ладошкой дочь. – Перестройка на дворе, а ты заладила: «шпион». А по мне хотя бы и шпион, лишь бы увез отсюда куда подальше. Надоело среди быдла неотесанного. Красивой жизни хочу.
– Ну что ж, – радостно заулыбалась Варвара, – выходи замуж, доча, увезет он тебя в свою Америку, и тебе с дитем хорошо, и мне послабление: на старости лет не тащить вас двоих.
На что Людмила потупила очи и со смущением в голосе проговорила:
– Понимаешь, мама, Джон очень религиозный человек и не поймет, если я скажу ему, что у меня есть нагулянный ребенок. То есть, если бы Аристарх был рожден в законном браке, проблемы бы не было, а так, если он что-то узнает, тут же откажется жениться, несмотря на всю свою горячую любовь ко мне. Короче, мамочка, мой будущий супруг не должен ничего заподозрить. Поэтому мой сын и твой внук останется здесь, а уж я из Америки о вас непременно позабочусь: деньги буду высылать, вещи и все, что вашей душе будет угодно. А со временем повинюсь перед мужем и тебя с мальчиком заберу в Калифорнию, а если Варфоломей Дмитриевич захочет, так и его с собой прихватим. А чего? Оформите с ним законный брак и айда в Америку к дочери с зятем! Ох и заживем мы тогда все вместе, на берегу Тихого океана, среди апельсиновых кущ и бабочек!
