Принцесса не пыталась бежать; с радостным кличем она щелкнула бичом и послала Мелейс навстречу врагу. Одного Вхагара старая и опытная красная воительница могла бы еще одолеть, но два дракона сулили ей верную гибель. Они схватились в тысяче футов над полем битвы, и клубы огня были столь ослепительными, что многие, видевшие это, после клялись, что видели небо, полное солнц. Красные челюсти Мелейс на мгновение сомкнулись на золотой шее Солнечного, но тут на них рухнул сверху Вхагар; все трое начали падать и грохнулись оземь так, что со стен Грачевника в полулиге от них посыпались камни.
Все, кто оказался рядом с драконами, погибли на месте, а остальные мало что разглядели за дымом и пламенем. Огонь погас лишь пару часов спустя, и только Вхагар невредимым восстал из пепла. Мелейс, переломавшую кости при падении, растерзали на части, у Солнечного было наполовину оторвано крыло, а августейший его наездник переломал себе ребра, одно бедро и получил нешуточные ожоги. Больше всего пострадала левая рука Эйегона, где доспехи вплавились в плоть.
Рядом с тушей Мелейс было найдено тело; полагали, что это принцесса Рейенис, но останки были так обуглены, что с уверенностью никто не мог ее опознать. Любимая дочь леди Джослин Баратеон и принца Эйемона Таргариена, верная жена Корлиса Велариона, мать и бабушка, Несбывшаяся Королева жила, не ведая страха, и погибла в крови и пламени. Ей было пятьдесят пять лет от роду.
В тот день полегли восемьсот рыцарей, оруженосцев и простых латников. Вскоре к ним прибавились еще сто: принц Эйемонд с сиром Кристоном взяли Грачевник и предали смерти весь его гарнизон. Голову лорда Стаунтона отвезли в Королевскую Гавань и водрузили над Старыми воротами, но еще более устрашила народ голова Мелейс, провезенная по городу на телеге. Септон Евстахий говорит, что после этого жители начали покидать столицу толпами, пока вдовствующая королева Алисент не приказала запереть все городские ворота.
Король Эйегон не умер, но так страдал от ожогов, что порой молил богов ниспослать ему смерть. Чтобы скрыть, насколько тяжело он ранен, его доставили домой в закрытых носилках, и он не поднимался с постели до конца года. Септоны молились за него, мейстеры потчевали зельями и маковым молоком, но король все равно спал девять часов из десяти, просыпался лишь, чтобы принять скудную пищу, а после снова впадал в забытье. Беспокоить его позволялось только матери и деснице; Гелайена, снедаемая горем и безумием, даже не пыталась навестить раненого.
Солнечный с раненым крылом, слишком тяжелый для перевозки, ползал в пепле у Грачевника, как огромный золотой червь. Сначала он кормился обгорелыми телами убитых; потом люди, оставленные сиром Кристоном для охраны дракона, стали пригонять ему овец и телят.
«Править страной придется вам, пока ваш брат не поправится», – так, по словам Евстахия, сказал Кристон Коль принцу Эйемонду. Септон также пишет, что принца дважды просить не пришлось: одноглазый убийца своего родича мигом нахлобучил на себя корону Эйегона Завоевателя. «Мне она идет куда больше, чем ему», – говорил он, но королем себя объявить не пытался, называясь лишь Хранителем Государства и принцем-регентом. Десницей по-прежнему оставался сир Кристон Коль.
Между тем проросли семена, посеянные Джакайерисом Веларионом на севере: люди королевы стекались в Белую Гавань, Винтерфелл, Барроутон, Систертон, Чаячий город и Ворота Луны. Если они объединятся с собравшимися у Харренхолла речными лордами, даже крепкие стены Королевской Гавани их не сдержат, предупреждал Эйемонда сир Кристон.
