Джефри долго смотрел на дверь. Он знал, что это не было цирковое представление, – эти вроде-собаки должны быть разумными. Как-то они смогли захватить врасплох родителей и сестру. И где они теперь? Он чуть не начал снова плакать. Возле звездолета он их не видел. Значит, их тоже захватили в плен. Они пленники в этом замке, но в разных камерах. Значит, надо как-то найти друг друга!
Он поднялся на ноги, его качнуло. Все вокруг еще пахло дымом. Не важно. Надо было начинать думать, как выбраться отсюда. Джефри обошел комнату. Она была большая и не походила на тюремную камеру, как их показывали в фильмах. Потолок был очень высок и сходился куполом. Его прорезали двенадцать вертикальных щелей. Сквозь одну из них проникал солнечный свет и падал на обивку противоположной стены; в луче света играли пылинки. Другого освещения в комнате не было, но в такой солнечный день и этого было вполне достаточно. По четырем углам комнаты наверху, где стены закруглялись, образуя купол, нависали балконы с низким ограждением. Над каждым балконом в стене была дверь, а по обе стороны висели тяжелые свитки, на них было что-то написано – очень крупно. Джефри подошел к стене и потрогал жесткую ткань. Буквы были нарисованы. Чтобы изменить надпись, надо было ее стереть. Ух ты. Как в старые времена Ньоры, до Страумского царства!
Доска под свитками была черная, каменная, блестящая. Кто-то рисовал на ней мелом. Собаки из палочек были нарисованы грубо – как дети рисуют в детском саду.
Он застыл, вспомнив детей, оставшихся на борту корабля и на земле вокруг. Всего несколько дней назад он играл с ними в школе Верхней Лаборатории. Последний год выдался очень странный – и скучный, и полный приключений. В казармах, где все семьи жили вместе, было весело, но у взрослых не было времени на игры. И ночное небо было совсем не такое, как на Страуме. «Мы за краем Края, – говорила мама, – и мы делаем Бога». Когда она сказала это первый раз, она смеялась. Потом люди это повторяли, и вид у них был все тревожнее и тревожнее. Последние часы были сумасшедшими – учебная тревога погружения в гибернаторы оказалась настоящей. И все его друзья остались в гибернаторах… Он заплакал в страшной тишине. Никто его не слышал, никто не мог помочь.
Потом он снова стал думать. Если собаки не пытались открыть гибернаторы, с друзьями ничего не случится. Если бы мама с папой могли объяснить этим собакам…
Странная мебель стояла в этой комнате: низкие столы и ящики, стойки, как детские тренажеры, – и все из того же белесого дерева, что и двери. Вокруг самого широкого стола лежали черные подушки. А на столе – свитки, покрытые буквами и неподвижными рисунками.
Мальчик прошел вдоль всей стены – метров десять. Здесь кончался каменный настил пола. Там, где сходились стены, была клумба гравия два на два метра, и здесь был запах, сильнее запаха дыма. Запах санитарной комнаты. Джефри засмеялся: они и в самом деле были как собаки!
Обитые стены поглотили его смех. Что-то заставило Джефри посмотреть в другой конец комнаты. Он предполагал, что он здесь один. На самом же деле в этой «камере» было множество укрытий. Он на секунду задержал дыхание и прислушался. Все тихо… почти. На пределе слышимости, там, где не слышали ни папа, ни мама, ни даже Джоанна, что-то было.
– Эй, я знаю, что ты здесь! – резко крикнул Джефри, голос его сорвался на писк. Он сделал несколько шагов в сторону, пытаясь заглянуть за мебель, не приближаясь. Звук не смолкал, и было ясно, что Джефри слышал именно его.
