– Молчи уже! Еще будешь мне тут выступать. А ты, Вадь, сходи в школу и принеси раствор для капельницы. Я думаю в крови наркотиков немерное количество, как и алкоголя. Да? – Я наклонилась к своему учителю и заставила его поднять глаза, но он лишь кивнул головой.
– Давай я помогу тебе его одеть.
– Я сама, иди за раствором и принеси всего побольше.
Я с огромным трудом сумела перетащить этот тяжелый «мешок с картошкой» в зал и уложить его на диван.
– Мне так жаль, если ты слышишь меня и понимаешь, что я говорю, то я с тобой, я не брошу тебя, мы вместе пройдем через это. Я обещаю.
Я просидела с ним два дня, не отлучаясь ни на минуту, ставила капельницы, готовила, мы сидели и разговаривали, и я видела, как он оживает на глазах. Он много курил, но не пил, я следила за этим; я не давала ему долго молчать и сидеть на одном месте; мы старались находить новые темы для разговора, ему это не нравилось, но это был единственный выход. Нельзя было позволить В.Б. уйти в депрессию и спиться.
– Прошло уже три дня, пора поговорить о вашей дочери. Я понимаю, что вы не хотите начинать это, но если мы сейчас не поговорим, то вы снова вернетесь к наркотикам. Я не стала заострять на этом внимание и попросила Влада, чтобы он никому не говорил о том, в каком вы были состоянии, но я не понимаю, вы же знали, что у вас будет передозировка, вы же физик и химик, знаете дозировку… Вам хватило бы одного шприца, я видела препарат, но вы не остановились. Самоубийство?
– Хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос?
– Нет. Но я не дам тебе сдохнуть таким образом. У нас впереди бой, так что с завтрашнего дня ты выходишь на работу. Дом тебя не излечит. Смерть ребенка – это невыносимая боль, которая никогда не утихнет, но мы будет бороться, ты не сдашься, ты нужен мне, – я легла ему на колени и прикрыла глаза. За эти пару дней я так вымоталась и морально и физически, что даже сидеть уже не было сил, я буквально валилась с ног.
– Спасибо тебе большое, Адри, – сказал он и поцеловал меня в лоб, а я сделала вид, будто сплю, но невольно улыбнулась.
***
Мы не спешили в школу, и я очень переживала за состояние моего учителя, он был сам не свой, и я так боялась нового срыва. Я посчитала, что мне стоит остаться с ним на весь день, и В.Б. оказался не против. Как только мы вошли, все учителя налетели на нас со своими соболезнованиями, и я увидела, что на его лице был вовсе не гнев, а скорбь и слезы. Он так тщательно всегда скрывал свои истинные эмоции, даже проведя с ним эти три дня, я не видела, чтобы он плакал и жалел о чем-то, не видела я тех эмоций и чувств, которые испытывают, когда кто-то из близких умирает, а тут, когда прошло время, и он осознал, то именно печаль и сожаление я видела в нем. Его боли никто не мог разделить, но я могла просто быть рядом. Я взяла его за руку, и он посмотрел мне в глаза, кивнув головой. Мы вместе протиснулись сквозь толпу и очень быстро поднялись наверх, в кабинет физики.
– Держи себя в руках, просто, когда плохо, смотри на меня. Уйди в работу сейчас, это поможет.
– Ты думаешь?
– Стоит попробовать.
День выдался сложным, но каждый раз, когда приходил тот или иной учитель, чтобы выразить свои соболезнования, я вставала и подходила к В. Б. Это выглядело странно со стороны, но я знала, что ему нужна поддержка, я была нужна ему. Когда я увидела в дверях Е.Б., то соскочила с места и подбежала к ней.
