– Да, замполит почти час мозг выносил, – с неохотой ответил Лекс. – А что хотел-то? – поинтересовался Клим, пытаясь скрыть свою осведомлённость.
– Послушай, Клим, не валяй дурака, не прикидывайся. Все всё давно уже знают, а уж ваша контора, я думаю раньше всех.
– Работа такая, – смущённо улыбаясь, ответил тот.
-Вот-вот, я, надеюсь ты-то хоть не будешь меня воспитывать? – устало спроси Лекс.
Клим, несмотря на то, что рядом никого не было, наверно в силу профессии, наклонился совсем близко к Лексу и начал говорить, как можно непринуждённей:
-Если по дружески, – начал он, – то я, честно говоря, не совсем тебя понимаю. Я же видел твою жену. Мы даже немного пообщались. Очень симпатичная и не глупая женщина, – мой пацан у неё в нулевом -и приятная такая. А в той-то что ? Я её тоже видел…
Лекс побледнел, сжал кулаки, весь задрожал и не не дав, Климу закончить, тихо, но угрожающе выпалил:
-Да я, за неё, Родину продам.
Особиста отбросило, будто и в самом деле, какая-то пружина распрямилась внутри Лекса и с силой ударила Климу в грудь. С испуганным лицом, в глазах ужас, Клим издал хриплый звук:
-Ты мне этого не говорил. – И, еле переведя дух, добавил:
– Я этого не слышал. Ты, Лекс, с этой любовью совсем рехнулся, – выпалил особист и… исчез.
Фраза вылетела как пуля, как последний аргумент в защиту своей любви. Вылетела она специально для Клима, для особиста, который попытался под прикрытием дружеских отношений влезть в душу и для которого страшнее признания не могло быть.
Зато Лекс почувствовал такое облегчение и удовлетворение, как будто бы поставил жирную точку в своих мытарствах. Для него самого это был последний и самый весомый аргумент защиты.
Ему казалось, что после этого признания, уже никто не посмеет даже приблизиться к нему. В тот момент он даже не задумывался, как это может сказаться на его службе. В минуты наивысшего напряжения людям, как и животным загнанным в угол, характерны неожиданные поступки.
Ведь Клим, наверняка, обязан доложить по команде о ЧП, не беря в расчёт фразу, которая у него вырвалась, о том, что он не слышал от Лекса крамолы. Скорее всего – доложил. Служба такая. Когда, уже много позже, Лекс должен был идти на повышение – пошёл другой.
Кухня
Только редкие встречи с любимой были отдушиной, спасительным бальзамом. Только в её объятиях он находил утешение. Он жил от встречи до встречи. Но они были так редки. Апатия и равнодушие стали постоянными спутниками. Больше всего угнетала безысходность. Он находил возможность хоть на пару минут забежать к ней в магазин, хоть глянуть, хоть обмолвиться парой слов. Последний раз, когда он с ней виделся, бросилась в глаза перемена, произошедшая с Лили.
Обычно сияющие глаза и лучезарная улыбка навстречу ему, сегодня поблекла, выглядела жалким подобием. Лекс догадался, что у неё дома тоже не всё спокойно – муж покоя не даёт. Тяжело ей приходится. Покрасневшие глаза и радужные круги выдавали недавние слёзы. Нежная, грустная улыбка – ком к горлу от жалости, заставляли Лекса страдать ещё сильнее, обвиняя во всём себя. В одно из посещений Лили обратилась к нему, как обычно:
– Привет, как ты? Выглядишь не очень, – сочувственно произнесла она.
В ответ Лекс попытался шуткой поддержать любимую:
– На меня говорит, ты на себя-то в зеркало глянь! -с грустной улыбкой произнёс он, и уже совсем печально участливо спросил:
