Но сестры, не заботясь о том, поймут ли их, строчат, будто из пулемета. Лёлька, склонив голову, внимательно слушает пару минут, затем улыбка медленно сходит с миловидного Лёлькиного лица. Она в сердцах пинает пустое ведро, попавшееся под руку, и, хлопая дверью, выбегает из избы вон.
И там, за углом амбара, дает волю слезам – горьким и безутешным…
К Лёльке снова сватается старый бобыль Косолапов.
– Иди замуж, Лёлька! Стерпится – слюбится, – увещевает Татиана.
– На кой он мне сдался, старый черт? Я с ним не то что в кровать, на одном гектаре срать не сяду! Мужиков в деревне – ой какой дефицит! Кто на войне сгинул, кто женился давным-давно.
Глухая-то – кому нужна, тут хороших девок – хоть пруд пруди.
– Ты во всем виновата! – кричит в сердцах Лёлька на мать. – Чево недоглядела? Зачем старухе нянькать отдала? Кому я такая теперь нужна?
– Кабы знать наперед, – отвечала Татиана и украдкой вытирала слезы…
– В райцентр завтра едем, в больницу. – Татиана собирала в сумку какие-то бумаги.
– Чаво я в больнице-то забыла? – удивилась Лёлька.
– Люди сказывают, аппарат слуховой можно заказать, слышать хорошо станешь.
Лёлька светлеет лицом, в глазах плещет надежда:
– А деньги откуда возьмем?
– Вот бычка на мясо сдадим – при деньгах будем.
Лёлька, как сумасшедшая, кружится по комнате…
* * *
– Ольга Васильевна, вы меня хорошо слышите?
Лёлька от налетевших на нее звуков точно в ступор впала – сло́ва не может вымолвить. Так и сидит перед доктором – открыв рот и выпучив глаза.
– Вижу, что слышите меня хорошо. – Врач понимающе кладет на Лёлькино плечо аккуратную, с розовыми пальчиками, ладонь.
– Слы-ышу-у-у, – растягивая звуки и улыбаясь, отвечает Лёлька.
И в душевном порыве целует врачихе руку…
С этого дня ничего особенно не изменилось в Лёлькиной жизни. Так же, как и прежде, она косит, сеет и пашет за троих. Галька с Веркой уехали в город учиться, младшая, Наташка, была пока при матери. Татиана сильно сдала за последние годы, поэтому все заботы по хозяйству свалились на Лёлькины выносливые плечи. И хотя Лёлька теперь прекрасно слышала, она по-прежнему говорила мало и неохотно, но так же много улыбалась. За годы своей глухоты Лёлька научилась о многом молчать.
– Ольга Васильевна, у вас ни разу не было мужчины, ведь так? – Врач бросила металлический, похожий на щипцы, инструмент на железный столик у гинекологического кресла.
Этот громкий звук металла о металл заставил Лёльку содрогнуться и сжаться от страха.
– Не было, – краснея, выдавила Лёлька.
– Одевайтесь, я выпишу вам направление на операцию.
– Операцию? – Лёлька ощутила сильную дурноту.
– К сожалению, да. Против природы, Ольга Васильевна, не попрешь.
– Где ж их взять, мужиков-то, а, доктор?
Врач неопределенно пожала плечами, дыхнула напомаженным ртом на круглую печать, а потом поставила подпись-закорючку в направлении в преисподнюю – на хирургический стол…
Лёлькино лоно, спустя пару недель располосовали вдоль и поперек, а после того, что осталось, сшили суровой медицинской нитью. Живи как-нибудь – не тужи…
– Лёлька, глянь, чево принесла. – Татиана стояла подле кровати прооперированной дочери.
В руках Татианы – блюдце со свежими, источающими аромат сотами.
– Нынче Михайловна угостила… Кушай, тебе надобно, сил набирайся… Ох и мёда в этом году уродилось!
Лёлька опускает указательный палец в янтарную лужицу, растекшуюся по тарелке.
– Новости у нас. – Татиана тщательно подыскивает слова. – Наташка замуж засобиралась.
