Планета грибов - страница 23



.

Слово царапнуло неприятно.

– Вы сказали: подписи соседей… – привычным ухом поймала узкое место, вынула кошелек, достала бумажку – не крупную, среднего достоинства, – выложила на стол.

– Ну, вообще-то это форма-альность, но обяза-ательно должны подписать… – Судя по певучему голосу, вполне удовольствовалась бы и меньшей. – …Что они согласны. Признаю́т границы участка…

– А если, – улыбнулась доброжелательно, – не подпишут?

– Лето, – девица удивилась. – Все на даче. Вот если бы зима…


Встречный поток иссяк. Свернув, въехала на парковку.

Шла, поигрывая ключами. Стеклянные створки разошлись автоматически.

– У вас есть электрические плитки?

– В отделе техники, – продавщица, дежурившая у входа, мотнула подбородком.

Садовая мебель, тазы, тапочки, настольные лампы, торшеры – всё местного производства. Шла вдоль поперечных стеллажей. «Понаделали. Уйму говна. Кто-то же покупает…»

– А я думаю – этот… За семьсот двадцать. Обои-то желтенькие… Или вон тот, зелененький, – тетка в красном сарафане сравнивала ценники. – Зелененький лучше: за шестьсот девяносто…

В отделе техники тон задавала белизна. Белоснежные контуры: твердость белого цвета.

Супружеская пара сделала свой выбор: муж тащил картонную коробку.

– Ну и как ты его пихнешь? Ширина-то два пятьдесят… – сарафан цвета пожарной машины мелькнул в дверном проеме.

– Пихну… Подвяжу багажник…

Цепким взглядом обшарила электрические плитки. На секунду шевельнулось сомнение: в сущности, и нужна-то на пару дней. Если бы не тетка в красном сарафане, взяла бы самую дешевую, отечественную. «Потом кому-нибудь подарю. Наташе, – вспомнила домработницу, с которой сложились добрые отношения. – Кажется, у нее есть дача…»

Пожарный сарафан горел в отделе напольных покрытий. Продавец отматывал линолеум. Проходя мимо, бросила короткий взгляд. «Так и есть – пестренький», – отметила удовлетворенно.

– Где тут у вас подушки?

Девица, перебиравшая принадлежности для бани: войлочные шапки, ковшики, лоханки, сбитые из дерева, – задумалась:

– Там, за вокзалом. Сперва супермаркет, потом «Семена и удобрения», потом…

Вот именно. В этом все и дело: вырвать себя. С корнем, из этой почвы, в которой прорастают одни и те же семена… На одних и тех же удобрениях…

Свернула к кассе, одной рукой прижимая к себе коробку, другой нащупывая кошелек.

– В отделе проверили? – баба, сидевшая за кассой, осведомилась строго.

– В отделе нет продавца, – ответила наобум, но твердо: не хватало тащиться обратно.

Твердость сработала. Вздохнув, кассирша взялась за коробку: распечатала, сунула вилку в розетку:

– Греет, – рука с перламутровым маникюром лежала на конфорке. – Маша, подай-ка бланк.

Девица, прозябавшая за соседней кассой, порылась и протянула.

Красный сарафан сопровождал тележку с рулоном. Тележка выруливала к свободной кассе. Девица, подавшая бланк, встала:

– Галин Степанна, я – попи́сать, покараулите? – удалилась, цокая каблучками.

Тележка, на секунду замерев в недоумении, покорно отъезжала назад.

– Пять тысяч триста семьдесят.

Открыла кошелек, вынула карту. Кассирша нахмурилась и покачала головой:

– Принимаем только наличными.

– Почему? У вас же… Вон… – смотрела на считывающее устройство.

– С утра не работает. Телефон отключили.

– А… когда подключат?

Тетка развела руками:

– Может, завтра. А может…

– У меня… – порылась в кошельке, – только пять… – вынула тысячные купюры, расправила веером.