Планета несбывшихся снов - страница 7

Однажды, лет тридцать назад, доведенный до отчаяния создавшейся в его чересчур умной голове ситуацией, Эгиренечик предпринял попытку достичь ствола одного из Ракельсфагов и попытаться взобраться на него, исключительно силами собственного племени. Яркое и жуткое воспоминание с такой силой невероятно реалистичной изобразительности нахлынуло на Вождя, что он вздрогнул, нарушив состояние полной статической неподвижности, в котором до сих пор находился и едва не сломал древко гарпуна конвульсивно дернувшимися руками. Невольно вздрогнули и воины, не спускавшие преданного взгляда с обожаемого Вождя. Эгиренечик, в свою очередь, снизошел до того, чтобы, наконец, посмотреть на них. Его выпученные глаза полыхнули свирепым оранжевым огнем и, как бы нехотя, приоткрывшаяся пасть прорычала:

– Только что наступила Весна – готовьте снасти для ловли Золотистого Дождя!

Воины подняли в воздух тяжелые гарпуны и дружно восторженно взревели первую фразу из главной племенной молитвы, посвященной их Славной Матери – Великому Болоту…

Когда начала редеть листва и сделалось немного светлее, Гера поняла, что она подходит к самому краю и приближается Бездна. Вскоре перед глазами девушки, как всегда неожиданно, распахнулось чистое ночное небо с горящим в его центре огромным оранжево-багровым глазом ночного светила Болбурга. Она увидела, как задрожал, заскользил вниз по росистой поверхности последнего листа Ветви багрово-алой звездочкой-слезинкой маленький, заблудившийся на краю Кроны лучик печального света Болбурга, и лист погас, сделавшись неразборчиво темным в ночном мраке. И Гера с любопытством принялась рассматривать прозрачную стену из холодного оранжево-багрового света единственного спутника Плевы, по суровым неукоснительно выполнявшимся законам местной физики, ни единым квантом своей излучаемой световой энергии не попадавшего на кроны Ракельсфагов, росшие тесной купой. Более чем своебразно устроенные широкие кожистые листья Деревьев решительно отторгали губительное для них ночное багровое сияние, начиная наверстывать упущенное ночью на первой же минуте туманного плевянского рассвета, с ненасытной жадностью поглощая живительный свет жарких лучей дневного светила планеты – Эльгмы. А по ночам, тем жителям Деревьев, которым по какой-либо причине не спалось, и они вдруг оказывались на краю Бездны, свет спутника приходилось наблюдать, как бы, со стороны.

Гера сделала еще шаг вперед и остановилась – дальше идти было опасно. Опасность скрывалась также и в том, что она стояла неподвижно на открытом месте. Ослепительно белая кожа ее тела и самосветящееся золото густых кудрей, волной ниспадавших до самой поясницы, представляли собой великолепную мишень для какого-нибудь крылатого ночного хищника, привычно промышляющего поблизости от Крон. Но Гера, не думая об опасности, устремила задумчивый взгляд вслед за падавшими отвесно вниз столпами багрового света на мир вне Деревьев. Мир этот, расстилавшийся неизмеримо глубоко внизу загадочной смутной пеленой, надежно скрывавшей собой чужую далекую жизнь, всегда манил живой острый ум Геры сокрытыми в себе недоступностью и таинственностью. Может быть, именно оттуда долетел до Родового Дупла Геры разбудивший ее сегодня ночью и позвавший за собой пленительный мужской голос. А может – она подняла голову выше, к слабо видневшимся в космических высотах звездам, голос прилетел оттуда, прямо из небес, располагавшихся бесконечно дальше, чем раскинувшийся чужой мир внизу в Бездне. Гера чутко прислушалась к гулким причудливым звукам, рождавшимся где-то там, в неизмеримой глубине таинственной Бездны, надеясь различить в их сонме зарождение волшебного голоса, в чьего обладателя она уже почти влюбилась. Но прошла минута-другая, и Гера, вздрогнув, словно бы очнулась. «Что это со мной?! Что за наваждение?!» – в общем-то, она была дочерью вождя и от отца ей, среди прочих качеств, передалась, в частности, почти педантичная рассудительность, резко отличавшая Геру от ее взбалмошных, эмоционально неуравновешенных подруг.