И родится новый мировой порядок, о котором так долго говорили нам некрасивые дяденьки из голубых прудов наших домашних Покорных.
Я отвлёкся – под дулом пистолета обычное дело.
– Где же? – Спросила она, и чуточку шевельнула дуло на локте правой руки, а пальчики левой так и не охватили пистолетное брюшко покрепче – видно, хорошо чувствовали себя на старте. – Пожалуйста, дайте мне… и, я клянусь честью, ничего вам не сделаю.
– Честью, говорите? – Откликнулся я. – Вы такая красивая, что у меня голова кругом идёт, и умны вы на редкость, как дракон в кошке… но честью от вас не пахнет… простите. Пахнет приятно…
Я потянул носом.
– Но…
(Заметить прошу, ежли не составит труда – я старался всё это время не попадать в её серые окна. Так как понимал, что на второй раунд борьбы с обитателями её внутреннего мира – разумеется, это не символ – не готов.)
Поскольку я заранее и поступательно рассчитываю свои телесные движения, а бывает, и мыслишки могу чётко направить в нужном направлении, удар почти не застал меня на месте. Она тоже где-то обучилась самодисциплине, а так как и насчёт ума я не преувеличил, то в следующую за моим прыжком секунду или ещё через одну, капля-серебрянка, тяжёлая, как поцелуй, капля выстрела прибила моё левое запястье к полу, а над моими глазами оказались два проклятых серых…
– А… – (Это я сказал.)
И пульсирующих чечевичных зрачков тоже было два, ежли вы следите за ходом моего повествования.
Рассказывает посторонний наблюдатель.
Далеко на юго-востоке крупнейшего из девяти материков третьей от Звезды, седьмой от Врат планеты, на внешней стороне одного из колёс, под галактическим языком на дне Улья, в небольшом, низко расположенном в чаше бывшего вулкана, неторопливом и незлом, мягко катящем бочкообразные, густо синие волны, море, расположен полуостров в форме почти правильного ромба.
Геометрический кунштюк довольно глубоко погружён в тихие, полные рыбой и моллюсками, поблёскивающие даже в безлунные ночи, воды. Северный угол, срезанный по самой серёдке закутанной в потёртый жёлто-зелёный плед горы, опущен в море ниже западного.
На этом кусочке земного теста, выплеснувшегося из формочки, живут мирные люди, принадлежащие к разным народам и расам, но соединённые сходством из-за одинакового образа жизни. Несколько вялые, они не ведут войн, но отпускают своих детей на войны Великих Соседей.
Слюна у них вязкая и густая, как след виноградной улитки, и кровь гуще и движется тише, чем у жителей континента. Кровь у них тёмно-красная, почти пурпурная и скоро останавливается, если они ранят себя домашним инструментом или острым крючком лозы на одном из множества виноградников.
Они поклоняются – каждый по принадлежности к роду – разным могуществам и силам, персонифицированным в образах понятных и живых. Особо почитают они небесных учителей, которых хорошо видят с побережья и с плоской глади внутренней степи на своём, низко просевшем под некогда прошедшей небесной конницей, небе. В их честь они называют свои лавки, и даже парикмейстерская посвящена Вечерней Звезде. С течением времени они почему-то очень полюбили почти неприметного на небе посланца богов, которого, по своей простительной наивности, окрестили покровителем торговли и воровства. К торговле они питают особую склонность – даже страсть, если бы это слово было применимо к их тихой натуре.
Великий Трисмегист, соединяющий миры во всех домах и временах, никогда не сердился на них за это.
