…А повествование остановилось на том, что завидев мужичка с достаточно перспективной лысиной, Аркадий ненавязчиво указал ему на мешок с овсом.
– Народное средство для ращения волос! ― бодрым и лживым голосом провозгласил Аркашка, но мужичок только мрачно покосился на него и ускорил шаг.
– Пророщенные зерна овса – кладезь витаминов!
– Чудо-средство народной медицины!
Вероятнее всего Аркашка старался на ходу подобрать фразу, бьющую, как говориться, не в бровь, а в глаз.
Друзья, как известно, познаются в беде, и надо думать Осип был неплохим человеком и неплохим другом, ибо Аркашка, ещё полчаса назад вызывавший в Остапе безграничное почтение, как существо превосходящее его буквально во всём, был в этот момент непереносимо ничтожен и жалок, по крайней мере с точки зрения простого бесхитростного деревенского парня, ни разу не сталкивающегося на своём жизненном пути с деятельностью рекламного агента, профессией думается более сложной чем профессия театрального актёра, по крайней мере рекламщик не кукла в руках мудака-режиссёра, а самостоятельно мыслящая единица, и действует он не в специально созданных искусственных условиях, где всё сделано для того чтобы зритель не смог покинуть своё кресло, не смог бы уйти и заняться более интересными делами.
Более чем уверен, что если б театральным зрителям, после того как они оплатили билет, сразу бы вручался специальный красиво раскрашенный буклетик, с кратким описанием спектакля и несколькими отзывами уважаемых ценителей и знатоков гуманитарщины, и, главное, с отметкой «просмотрено», а сам просмотр был бы заявлен как процедура в общем-то необязательная и устаревшая, это и облегчило бы участь зрителей, и стало бы огромным шагом вперёд в развитии театрального искусства.
А если какой-либо школян подумает что соображение это не более чем странная поза гражданина ничего не понимающего в массовых зрелищах, в той особой театральной ауре, которая влечёт и манит, пожалуйста, автор не и настаивает!
Но, если вы ещё не подцепили целый букет психических заболеваний, возникающих из-за длительного пребывания в театральной толпе, или заразились, но в лёгкой и подлежащей лечению форме, то хотелось бы указать на следующие отличие артиста, а под этим словом будем расширительно понимать и собственно артиста, и мудака-режиссёра, и составителя сценария, и даже литератора-критика, от свободного художника, каким и собственно и является автор этих букв.
Свободному художнику начхать, а артист, стоящий неизмеримо ниже в творческой пищевой цепочке, всеми мыслимыми и немыслимыми способами выпрашивает аплодисменты у зла, это его хлеб, а зал, в свою очередь, состоит из публики, сиречь странного и самодовольного сброда, пришедшего как бы зарядиться особой энергетикой, как бы очистится от скверны, пройти своеобразный катарсис, и ты часть этой публики, ты только потребитель, бессмысленная песчинка в вязкой слизи неквалифицированного зрительского или читательского большинства, с течением времени застывающего в пусть более твёрдую, и дающую хоть какую-то опору, но от этого не не менее зловонную материковую плиту из сложившихся общественных мнений.
То ли дело ― мюзиклы!
Над голосом не властен не режиссёр, не сценарист, да что там говорить, даже целая банда этих испражненцев, даже очень высокооплачиваемых, ничего не в состоянии сделать с голосом, в голосе иногда звучит характер, непередаваемая индивидуальность, невообразимая форма жизни, и целая банда представителей педерастии официоза не сможет подавить его до конца.
