Планетарное человечество: на краю пропасти - страница 4




Мыслимо ли вновь сопоставить эти масштабы с малостью земного человека и его канителью, суетой, унылой повседневностью?

При кажущейся наивности это вопросы не просто вечные, на самом деле они неразрывно связаны со всем массивом высокой человеческой культуры, с самосознанием человека и с определением путей его дальнейшего развития. Эдмунд Гуссерль заметил в свое время, что величайшим историческим феноменом является борющееся за свое самопонимание человечество. Философ пытался в этой мысли совместить несовместимые, казалось бы, масштабы. Для него важны не столько внушительные процессы, изменяющие облик земли, сколько протекающее в келейной тишине и мало отмеченное историками упорное стремление человеческого духа к пониманию тайны человеческой природы и самого бытия.

При ближайшем рассмотрении нас не может не поразить (как когда-то Паскаля) абсурд бесконечности мира. Бесконечность непонятна, трагически молчалива и бесприютна…

Но не менее парадоксален и абсурд вечности. К чему прокламируемая официальными религиями вечная жизнь души? Не есть ли это насмешка? Не есть ли это собрание пугающих и утешающих человека темных метафор? Или это просто смутные искания недостаточно отшлифованного интеллекта? Но ведь не более утешительно так называемое здравомыслие «нормальной науки» (скажем, безоглядных сторонников классического дарвинизма), которое, рисуя нам мир последовательной, но не вооруженной никакими целями эволюции, просто отодвигает «вечные вопросы» в сторону, отдавая их на откуп свободомыслящим философам, религиозным мыслителям и писателям-фантазерам. Однако на деле это здравомыслие само упирается в непреодолимые барьеры. Ведь до сей поры никто из эволюционистов не объяснил нам, откуда у эволюции столько упорства и даже виртуозности в построении живых и даже мыслящих систем, если она не преследует никаких целей. Если эволюция изначально слепа, то откуда, как, а главное, зачем могли появиться «Илиада», «Божественная комедия» или «Фауст»? «Реквием» Моцарта или Девятая симфония Бетховена? Кто-то скажет, что вопрос поставлен некорректно, ибо эволюционисты не видят тут прямой связи и не считают нужным ее искать. Эволюция – это гигантские времена и пространства, в то время как культурные достижения творческих людей, несмотря на их глубину, – явления локальные и даже частные. Казалось бы, такую мысль можно допустить, но на самом деле два ли допустимо именно так расценивать небывалые культурные взлеты. Реальное присутствие вокруг нас сложных и сверхсложных объектов, в том числе субъективно ориентированных систем с жизненным напором, творческими исканиями и нравственными сомнениями (включая и нас самих, и плоды нашего творчества, и рискованные попытки самопознания) делает этот вопрос не только корректным, но и весьма острым, сулящим неожиданные повороты в нашем общем понимании мира и самих себя.

А ведь в биологической эволюции человека наступают своеобразные времена. Достаточно сослаться на уже практически открытую генетикой возможность перепрограммирования генов человека. Особенно остро это звучит по отношению к недавно открытым генам «эгоизма» и «альтруизма». Ведь возможность генетической самопеределки человека (самосовершенствования? нравственного перерождения и улучшения?) порождает новый сонм вопросов, как интригующих, так и пугающих.

А союз и совмещение биологической эволюции с технологической?! А неизбежное появление сверхсложных аппаратов (всякого рода киборгов и андроидов), которые с необходимостью вступят в конкуренцию с человеком?! Куда и как повернет тогда мировой процесс? И не о каком-то отдаленном будущем речь, это может случиться уже в обозримой перспективе – лет через 30 или 50.