Планеты - страница 21

Это тяжелое зрелище смерти, печали, стойкого отчаяния произвело на девушку неизгладимое впечатление, глубоко врезавшееся в память. Было столько обреченности и страдания в этих опущенных плечах, потухших глазах аборигенов, что, словно бесшумные тени переходили от одного раненного к другому, что невольно щемило сердце.

Дели тихо переходила между рядами лежащих камарленцев, пока не наткнулась на Джанулорию, который колдовал над неподвижным аборигеном.

– А где констат и трайд? – спросила она, необычайно радуясь т, ахьянцу. Тот вскинул на нее глаза – безнадежные, усталые – чуть заметно улыбнулся, сказал:

– Счастлив вас видеть, империта. Констат в порядке, немного поцарапан, но в порядке. А трайд… Он жив… пока. Ранение слишком тяжелое…

– А где он? – робко спросила девушка.

– В хижине Сира-Мадока, с ним лекарь Су-Лан.

– Но вы же можете его вылечить, энод-арон?

– Увы, нет, империта, – грустно покачал головой тот. – Я бессилен помочь трайду.

Дели еще раз взглянула на неподвижные тела аборигенов, что минувшей ночью сражались, как демоны, и медленно зашагала прочь. Она села у какой-то хижины подальше от глаз. В горле что-то защипало, и Дели неожиданно заплакала. Не этого она ожидала от Камарлена! Ей чудилась волшебная сказка со злыми и добрыми героями, где добрые герои обязательно побеждают злых, но при этом сами никогда не умирают. Чудились невероятные приключения, от которых захватывает дух. Она была так счастлива, когда летела сюда, в неведомый мир, а вместо этого перед ней вдруг развернулся кошмар, где убивали по-настоящему и добрые герои, несмотря на то, что они добрые, почему-то умирали жестоко и несправедливо. В ее сказках Марион стал бы героем Деллафии, а теперь он лежит при смерти или вообще умер. И никто, даже всемогущий Джанулория не может ему помочь. От этих мыслей она разревелась пуще прежнего и не услышала, как к ней подошел Мира-Лор.

– Вода? – Удивленно посмотрел он на ее залитое слезами лицо. – Почему у тебя вода на глазах, Шалкай?

– Это не вода, – выдавила империта, – я плачу… Больше никогда в жизни не полечу ни на одну планету! Хоть убейте, а не полечу!

Ихлак осторожно прикоснулся к ее щеке, лизнул палец.

– Не вода, – еще больше изумился он.

– Ты разве никогда не плачешь?

– Не плачешь, – смешно повторил незнакомое слово.

Через силу улыбнувшись, взглянула на луйхар: Джанулория колдовал над раненными, ярко пылал костер, бродили, как потерянные, камарленцы.

Дели посмотрела на Мира-Лора. Он молчал и смотрел на пламя костра, и было в его взгляде что-то необъяснимо трагичное, какая-то безысходная тоска и отчаяние.

Занималась заря, прогоняя сумрак, страх, печаль, вселяя новые силы и надежду.

От Джанулории она узнала, что их катер разворотили чудовища и что взлететь на нем уже невозможно. Узнала, что в бою погиб вождь Сира-Мадок и многие ихлаки, и для всех это стало страшным ударом, особенно для Мира-Лора, который отныне считается новым вождем луйхара. Узнала, что трайд Марион продержался первые полночи и полдня, а, значит, по мнению лекаря, должен выкарабкаться. Узнала, что Тасури уже на ногах и готов выдержать еще один такой бой.

На все расспросы империты т, ахьянец лишь делал мрачную физиономию и неопределенно отвечал:

– Не знаю, империта, – больше же из него ничего нельзя было вытянуть.

Потом Дели и Джанулория отправились к лекарю.

В просторной хижине было сумрачно и сильно пахло чем-то незнакомым. Здесь смешивались приятные запахи и отвратительные, что и создавало атмосферу лечебницы. В хижине был довольно-таки тщедушный ихлак – лекарь Су-Лан, – перед которым разместились разнообразные закупоренные горшочки, связки каких-то трав, плошки, наполненные вонючими отварами, снадобьями и мазями. В дальнем углу набросаны груды шкур наподобие кроватей, на одной из которых лежал Марион и, казалось, крепко спал. На щеках проступил легкий румянец, а грудь его мерно вздымалась. Тасури мрачно сидел на своей кровати, вытянув хвост. Его длинное зеленое тело было густо смазано какой-то коричневой жижей, издающей мерзкий запах. При виде их, пасть имберианца растянулась, обозначая улыбку.