Принесли девчонки трапезничать: холодного айрана в макитэрке[64] да свежую лепешку из кукурузной муки. Протягивает Димитрий руки, чтобы обнять дорогих своих жену и доченьку, а по их белым платьям кровь пятнами выступает. И позади них черкес злобно кэпкувает[65], оскалив зубы. В руках рушница, из дула дымок сизый струится. Вздрогнул Димитрий, открыл глаза. Исчезло видение. Тоска на душу легла, печалью глаза увлажнились.
Прошлым летом, когда Рева в походе был, шайка черкесов на бахчу станичную наскок сделала, где в то время жена его Фотиньюшка кавуны вместе с другими казачками прибирала. А доченька рядом с мамкой была. Черкесы Марьюшку забрать хотели, да не дали казачки своих в обиду. Стрельнул тогда один черкес из ружья и попал в доченьку. Пуля с ее тельца вышла и в мамкино попала, под самое сэрдэнько легло. Так и схоронили их обеих без Димитрия. Лютой ненавистью воспылал Димитрий с той поры к варнакам черкесским. Боялись они его. Убитым черкесам уши отрезал. По вере мусульманской их после смерти в рай басурманский за уши притягивают. У кого ушей нет – харам. Сразу в ад попадает.
Так и не женился Димитрий боле. Бобылем жил. Поначалу подумывал сменить черкеску на рясу монастырскую. Воином Христовым стать. Да грехов своих боялся. Не дадут во врата монастырские войти. В миру остался. Смерти искал. Подобно волку, басурман грыз, проходя порой по шляху судьбы, как по острому карбижу. Молитва и вера крепкая спасала.
Забылся в полудреме вновь младший урядник Димитрий Рева. Тело и голова требовали отдыха.
5.1
Отряд верховых казаков, ведомый сотником Билым, с божией помощью и природной волей самих казаков продвигался по узкой горной тропе к перевалу. Каждый из этих бывалых, закаленных в боевых стычках воинов мысленно готовился к предстоящему бою. В души закрадывалось особое ощущение отрешенности. Так всегда бывает перед серьезным боем.
С одной стороны, ты еще здесь, в этом миру, мысленно говоришь со своими родными, оставшимися в станице, вспоминаешь счастливые моменты мирной станичной жизни. С другой – твоя душа молитвенно приближается к порогу, за которым лишь свет и покой и Он – великий создатель и вершитель судеб человеческих – Господь. Так, читая всегда перед боем «В руци твои…», казаки мысленно прощались со своими близкими и со всем мирским. Никто из них не знал, останется ли он в живых или суждено ему погибнуть в том или ином бою. Поэтому готовили душу предстать перед очами Всевышнего и вверяли Господу свою судьбу.
Казаки, как люди глубоко верующие, соблюдали Законы Божии истово, но и не чурались адатов своих предков. Что можно было расценить как некое вкрапление традиций времен дохристианских в веру православную, старообрядческую. Веру предков. Не признавали кубанцы нововведений никонианских. Завещали им пращуры чтить и соблюдать законы истинные, считая, что патриарх Никон и его последователи, изменяя образ перстосложения, форму таинства крещения, сугубую аллилуйю и другие стороны церковного предания, положили начало изменению и самой веры. Под влиянием латинян отвергнув святоцерковное предание, приняв троеперстие, трегубую аллилуйю, крещение обливанием и другие новины, новолюбцы открыли дорогу для ложных учений, мудрствований и ересей, кои нарушили важнейшие основания самой веры.
Осеняли себя казаки знамением двуперстным, в руки Господа дух свой отдавая, и шли в атаки на супостата-басурмана без упрека и страха.
