Через короткое время общий суматошный крик стих. Все успокоились, остались только следы былого раздражения. Полилась тихая спокойная речь.
– В Царском Селе у меня великая княжна Ольга Николаевна присутствовала на операции.
– У меня Татьяна Николаевна была.
– А меня сама государыня помогала оперировать.
– С ними и боль не боль была.
Неожиданно разговор принял совсем другое направление.
– До чего ж довел Россию Романов.
– Ну не скажи государь правил разумно и правдиво. Разве он устроил эту жизнь? А где чиновники, где генералы были?
– А что теперь будет с Россией?
– Здесь не надо быть пророком, чтобы предсказать, что добром это не кончится. Народ столько лет пребывал под самодержавием, что переполнился лютой ненавистью.
– Рано еще хоронить Россию-матушку.
– Но без царя – не будет и казаков. Нам что уготована одна судьба?
– Ну, ты сказал! Казакам от царей крепко доставалось. Царь Петр, подчиняя себе волю казаков, залил кровью и слезами донскую землю. Казаков вешали, рубили, стреляли, сожгли множество городков. Тогда цари сломили казачью волю, слепили из них слепых воинов. Они забыли, что казак, это, прежде всего воля.
– А сколько кровушки казачьей пролилось в восстаниях против царей: Булавин, Разин, Пугачев. Нет такой посуды, чтобы измерить казачью кровь.
– И в то же время цари даровали казакам много благ, наделили хорошими землями. Казаки единственные кому разрешалось не кланяться и не ломать папахи перед царями.
– Землей наделили? А что мы не заслужили ее? Что-то не было желающих бросать родные места, осваивать дикие земли и подвергать себя опасности. Сколько голов мы положили за эти земли и за отечество – не сосчитать.
– Житье собачье, зато слава казачья!
– Не то думаете и, не то говорите казаки. Запомните накрепко мои слова: без царя не будет и казаков. Зачешете потом свои тупые затылки, если они у вас целыми останутся.
– Вот пристал как степной репей.
– Не трусись! Береженого Бог бережет, а казака сабля!
– Да мы и так уже пропали. Нам никогда не простят девятьсот пятого года.
– Если у власти останутся большевики – точно пропадем. Они давно обещали извести нас.
– А причем тут они? Нам Бог завещал жить по-казачьи, а по-другому нам и не жить.
– А может ничего страшного не произойдет? Может, и мы по-новому заживем?
– Не думаю, что нам солнышко будет по-другому светить.
Постепенно разговор сошел на нет. Раненые занялись кто чем. Одни играли в шашки, в карты, травили анекдоты, чинили одежду или обувь. Другие стриглись, брились, писали письма или просто лежали на кровати, уставившись отрешенными глазами в белый потолок. Картина была самая мирная, если бы не перебинтованные раны и кровь на бинтах. Это быстро напоминало о проходившей на Урале гражданской войне.
Платону ничего не хотелось делать, тянуло просто лечь на больничную койку и забыться. Но вдруг ему подумалось, что неплохо было бы написать письма своим родителям и Дарье Чернавиной. Извелись, наверное, они, не получая от него никаких вестей.
– У тебя нет пера, чернил и бумаги? – спросил он соседа.
– Зачем тебе?
– Письма хочу написать.
Сосед вытащил из прикроватной тумбочки все, что Платон спросил и казак, макнув перо в чернильницу, начал писать письма. И хотя он старательно выводил строчки, но они все равно выходили кособокими. На написание писем у Перелыгина ушло много времени. Приходилось долго раздумывать над каждым словом и предложением. Платону хотелось, чтобы письма получились яркими и теплыми.
