Она чем-то напомнила фламинго, хотя не была ни голенаста, ни стройна. Коза уселась на скамейку и моментально встроилась в безмятежный пейзаж, исполненный удовлетворенного благополучия. Невозмутимый Дазайн с остановленным поиском.
Коза рассеянно тронула ухо, и роутер выпал в ладонь. Он пашет даже выключенным и ловит все подряд. Считается, что Файерволл не препарирует обычную речь и реагирует только на подозрительные репрезентации, которые могут угрожать системе его зеркал и облаков. Но это для обывателей. Файерволл фиксирует решительно все. Закон не запрещает вынимать и блокировать роутер, однако это не принято. Безмозглое население и не заметило, как ношение роутера сделалось правилом по умолчанию. Расхаживая без него, наталкиваешься на косые взгляды, как если бы кушал из ноздри. Впрочем, это сравнение неудачное – именно этим и занимались два раскормленных бородача, которые сидели на лавочке шагах в двадцати от нас. Слаженно, упоенно, проворно, с нешуточным аппетитом. Не иначе, семья. Но в уголках укромных и ненадолго без роутера быть не возбраняется. А в остальное время рекомендуется носить даже дома, где ты один, потому что Файерволл собирает сведения о времени пользования и отсылает куда-то – ну, мне-то было отлично известно, куда – для совершенствования обслуживания.
Я вынул свой минутой раньше. Залепил жевательной резинкой. Коза сделала то же самое. Пусть аналитики считают, что мы лепим куличи из дерьма – занятие не повсеместное, но с недавних пор вполне уважаемое.
– Тентакль мертв, – сообщила Коза.
Она не поразила меня, нет, я разучился удивляться давным-давно, зато не сумел избавиться от азарта, и оставалось надеяться, что Файерволл не уловил моего секундного возбуждения, которое само по себе не играло роли, но, будучи сопоставлено с разнообразными обстоятельствами моего здешнего бытия, могло оказаться лыком в строку для тех, кто вплетает оное по роду службы.
Итак, Тентакль засветился, и это косвенно подтверждало важность его сведений. Никто не стал бы убирать его в случае сложной дезинформации, долженствовавшей загнать нас в угол.
– Где, как? – осведомился я, любуясь нелепой розовой цаплей, которая как раз подобрала ногу и принялась выкусывать под крылом.
– Неважно, – отозвалась Коза тоном небрежным и успокаивающим.
– Я не спросил, важно ли это или нет. Я задал вопрос: где и как?
Коза выдула пузырь. По-моему, она излишне вжилась в роль. Я еще в прошлую встречу приметил серебряное кольцо на лесбийском пальце.
– Его наши убрали, – сказала она.
Я снова не удивился. Значит, заслужил. Другое дело, что это не облегчило мне задачу.
Иной раз я думаю, что людям просто надоело жить. Не потому, что их много или их деятельность себя исчерпала, а просто наскучило. Уже не радуют несжатые полосы, леса и лиманы, не любы субтропики и пашни, березовые рощи, дубравы и вольная песня над тундрой. Не хочется ни по росе босиком, ни на балкон в исподнем, обрыдли элементарные удовольствия от сполохов и зарниц, утомили камыш и грибные дожди, забылся незатейливый космический лад.
В Тентакле не было ни героизма, ни алчности, только подвыверт, который развился с размеренной и сытой тоски.
– Псаев, – пригласил меня генерал Евгений Султанович Боев. – Собирайся на холод. Тентакль дает наводку на «Либюнгезафт».
Этот солидный спиртовой концерн имел безупречную репутацию и много лет поддерживал деловые связи с нашими посредниками. Что касалось Тентакля, то он был завербован до кучи в незапамятные времена и большую часть срока оставался спящим агентом, ибо никто не знал, к чему его применить. Щупалец много, и Тентакль относился к числу самых невостребованных. Однажды я видел его. Невзрачный до отвращения бюргер – белобрысый, в очках с почти неразличимой оправой, худой лицом и толстый брюхом, змеиные губы, строгий режим дня. Мощный автомобиль. Роутер протирался тряпочкой. Дома ждали кухен, вурст и рюмка шнапса. Лубок. Тентакль служил в бухгалтерии берлинского филиала «Либюнгезафт». Он проводил платеж, и его внимание привлекли необычные реквизиты. Тентакль проследил цепочку, которая оказалась не очень длинной и завершилась в офисе мутной компании под названием «Прецессия». Она была отлично известна нашей конторе и выступала ширмой для шпионского гнезда, которое возглавлял давнишний противник генерала Невилл Бобс.
