Она прерывается, заметив на моем лице выражение полного непонимания.
– Не важно, – говорит сестра, снова хватаясь за карандаш.
– Нет, это звучит действительно… Я имею в виду, это очень важно, так что здорово, что ты…
Я запинаюсь, как последняя идиотка.
– Все нормально, – прерывает меня Риона. – Тебе и не нужно в это вникать. Это моя работа.
Хотя она и не произносит этого прямо, но в ее словах явно слышится, что для меня нет места в империи Гриффинов.
– Что ж, рада поболтать, – говорю я.
Риона не отвечает. Она уже снова погрузилась в работу.
Я беру еще один кусочек поджаренного бекона на дорожку.
Когда я надеваю сумку, на кухню заходит моя мать. Ее светлое каре причесано так гладко, что выглядит практически как парик, хотя я знаю, что это не так. На ней костюм от Chanel, бриллиантовое кольцо моей бабушки и часы Patek Philippe, которые мой отец подарил ей на прошлый день рождения. Все это означает, что она либо идет на заседание благотворительного совета, либо сопровождает папу на какой-нибудь деловой обед.
Отец идет следом, одетый в идеально сшитый костюм-тройку. Очки в роговой оправе придают ему солидный вид. Его седеющие волосы все еще густые и волнистые, и он выглядит красивым и подтянутым. Мои родители поженились молодыми, и им до сих пор не дашь пятидесяти, хотя именно к своему юбилею мама и получила в подарок эти часы.
Мама целует воздух вокруг меня, стараясь не смазать помаду.
– На учебу? – спрашивает она.
– Да. Статистика, потом русская литература.
– Не забудь, что вечером мы ужинаем с Фостерами.
Я сдерживаю тоскливый вздох. У Фостеров дочери-близняшки моего возраста, и они обе абсолютно ужасны.
– Мне обязательно идти? – спрашиваю я.
– Конечно, – отвечает отец. – Разве ты не хочешь повидаться с Эммой и Оливией?
– Хочу.
Нет.
– Тогда постарайся быть дома к шести, – говорит мама.
Я тащусь к машине, думая, что могло бы порадовать меня сегодня. Статистика? Нет. Ужин? Определенно, нет. Эх, я скучаю по временам, когда ездила в университет с Аидой. Этим летом она завершила свои последние курсы, а мне осталось учиться еще три года. Пока что я даже не определилась с профилем, изучая понемногу и бизнес, и психологию. Это все достаточно интересно, но не будоражит меня по-настоящему.
Правда в том, что я хочу заниматься искусством. Создавать те танцы было восхитительно, я обожала этот процесс. Мне казалось, они хороши! А потом Джексон взял все мои надежды и смял их, словно вчерашние газеты.
Возможно, он прав. Как я могу творить, когда почти не знаю настоящей жизни? Меня холили и лелеяли, сколько я себя помню. Искусство рождается в страданиях, ну, или, по меньшей мере, в приключениях. Джеку Лондону пришлось отправиться на Клондайк и потерять там из-за цинги все передние зубы, прежде чем он написал «Зов предков».
Вместо того чтобы отправиться на Клондайк, я подъезжаю к Университету Лойолы, к симпатичному кампусу, выстроенному из красного кирпича и расположенному у самой воды. Паркую свой джип и отправляюсь на занятия. Слушаю статистику, которая столь же увлекательна, как и юридические заморочки Рионы, а затем русскую литературу, которая чуть более интересна, потому что сейчас мы проходим «Доктора Живаго». Мы с мамой смотрели экранизацию уже раз девять и обе влюблены в Омара Шарифа[13].
Это помогает мне лучше понимать происходящее, чем когда мы изучали «Отцов и детей». Возможно, я даже впервые за семестр получу «отлично».
