Лишь когда радостная весть о чудесном спасении Дипольда достигла ушей Карла, в Остланде всерьез и открыто заговорили о возможной войне. О большой войне. И это были не пустые разговоры. Однако темпы подготовки к предстоящей кампании не устраивали нетерпеливого Дипольда. Основательность, обстоятельность и неторопливость, с которыми, по своему обыкновению, подходил к решению любой важной проблемы – и к этой, разумеется, тоже – Карл Осторожный, выводили пфальцграфа из себя.
А черепашья скорость передвижения войск, следующих из дальних провинций по необъятным просторам Остланда и дружественных княжеств, герцогств и графств! А разбитые дороги! А тяжелые артиллерийские обозы! А вечно недостающие запасы продовольствия и фуража! А неспешные рекрутинговые наборы и разорительные авансовые выплаты жадным наемникам!.. Неповоротливая военная машина, разбросанная по множеству земель и крепостей, повязанная путаными вассальными отношениями и сокрытыми экономическими интересами, шевелилась, как всегда, вяло и неохотно. Подготовка к войне грозила затянуться не на одну неделю и не на один месяц.
– Ты не понимаешь, отец! – Дипольд сильно, до хруста в костяшках, сжал кулаки, словно пытаясь удержать в ладонях рвущуюся наружу злость. – Ты не видел оберландского голема! Ты не знаешь, что это такое!
– Ошибаешься, я все прекрасно понимаю, – со вздохом ответил Карл. – Да, я не видел голема собственными глазами. Но я знаю…
– Что?! – Дипольд все же сорвался на крик. – Что?! Ты?! Можешь?! Знать?!
– О том, что произошло в Нидербурге, я знаю все, – Карл говорил все так же спокойно, не повышая голоса. – Я лично разговаривал со свидетелями турнира и твоего…
Неловкая короткая пауза. Еще один сочувствующий (и это-то, именно это – хуже всего!) вздох.
– … твоего пленения.
«Пленения!»
Пфальцграф вспыхнул. И – замолчал. Пересохшую глотку словно сдавила стальная рука голема. Сжатые в кулаки пальцы отказывались разжиматься. Кулаки будто свело судорогой.
«Пле-не-ни-я!»
Любой плен – это позор. И даже если удалось благополучно сбежать из темницы Чернокнижника, позор еще не смыт. А смыть – сразу, быстро, жестоко, кровью, большой кровью, потоками крови – ему, Дипольду Славному, препятствуют! Не дают ему этого! Не позволяют! Мешают! И кто?! Родной отец!
– Оберландского стального рыцаря мне описали во всех подробностях, – пользуясь немотой, овладевшей устами сына, продолжал Карл. – И о том, на что он способен – рассказали тоже. Именно поэтому я говорю тебе еще раз, и повторю снова столько, сколько потребуется: торопиться с этой кампанией нельзя. Нам нужно выждать и подготовиться, Дипольд. Благоприятный момент, выбранный для удара по врагу – это уже половина победы. А кидаться в бой без должной подготовки, очертя голову, значит наполовину лишиться… И победы, и собственной головы.
Дипольд застонал. Ох уж эта проклятая, ставшая притчей во языцех, осторожность отца! Да, благодаря ей, Карл Остландский не проиграл еще ни одной битвы. Ну, а много ли он их выиграл? Настоящих кровавых сражений? Нет, совсем немного. Раз, два… ну три… ну четыре… Да и те все – незначительные приграничные стычки. Большая же часть успехов отца – результат умелой политики и прочей сопутствующей ей грязи. Лукавая дипломатия и хитрые интриги, мастерское разжигание раздоров во вражеских станах и тайные убийства соперников (этим отец тоже не гнушался – благо, в его распоряжении всегда были верные гвардейцы, посвященные в рыцари, но имевшие весьма отдаленные представления о рыцарской чести), подлые подкупы и выгодные временные союзы, экономические реформы, укрепляющие положение Остланда и, конечно же, торговля, торговля, торговля… – вот чем добивался своего его сиятельство герцог Вассершлосский, курфюрст Остландский.
