В миску полетел ярко-жёлтый кусок масла.
Крефф смотрел на морщинистую молочную пенку и мечтал оказаться где-нибудь далеко-далеко – на буевище, среди мертвяков. Он даже готов был упокаивать навьих, но только не есть молочного. С детства терпеть не мог – ни томлёного молока, ни парного. Однако под взглядом широко распахнутых глаз, смотрящих со слепой любовью, колдун отважно зачерпнул ложку и, зажмурившись, пихнул её в рот.
– А на второе я тебе репы с потрошками заячьими принесла, ты кушай, кушай, миленький, у меня, вон, и кисель припасён...
Если б не полный рот каши, колдун бы выматерился.
* * *
– Славен, открывай! Ишь, заперся среди бела дня! Боишься, что украдут, что ли? Ясна, есть кто живой?
– Иду! Иду! – донёсся из-за тына женский голос. – Не слышала, кур кормила.
Створка ворот поползла в сторону, впуская гостей.
– Мира в пути, обережники, – хозяйка подворья, чуть посторонилась, пропуская вершников. – Случилось чего?
– Мира в дому, Ясна, – поприветствовал женщину ратоборец.
Он был молод, статен и хорош собой, однако русые волосы и бороду уже тронула седина. Следом въехал на гнедой лошадке колдун – темноволосый, но при этом с такими светлыми глазами, что они из-за смуглой кожи, чёрных бровей и ресниц казались незрячими бельмами. Сторожевики так и прозвали его промеж себя – Слеп, хотя в миру он был просто Велешом. Этих двоих на заимке видели часто и не раз они останавливались здесь на ночлег, а потому были свои, почти родные.
– Идите в дом скорее. Замерзли, поди, – торопила Ясна. – Метёт-то как! Случилось чего, что в непогодье такое по требам поехали?
Она обеспокоенно смотрела на путников.
– Случилось, – кивнул Велеш, спешиваясь. – Ходящие случились. Вот, в Верёшки ездили, на обратном пути решили к вам заглянуть, хоть обогреться.
Женщина покачала головой:
– Проходите, проходите. Сейчас на стол соберу.
– Славен-то дома? – спросил колдун, поглаживая коня. – Или опять по лесу бродит?
– Да что ты, какой лес! – замахала руками женщина. – Вон, в бане. С утра хлев чистил, теперь моется. Пока светло-то.
Обережник кивнул, неторопливо рассёдлывая лошадь.
Проводив приезжих в дом и накрыв на стол, хозяйка отправилась кликать мужа и заканчивать свои хлопоты.
Когда, спустя четверть оборота, скрипнула дверь в сенцах и распаренный Славен появился на пороге, гости как раз заканчивали трапезу.
– Мира в дому, – кивнул ратоборец. – Как ты не утолщал ещё на эдаких щах, какие твоя Ясна готовит, а?
Славен улыбнулся. На вид ему можно было дать вёсен тридцать пять – лицо чистое, без морщин, светлые волосы, светлые брови, почти белые ресницы, а глаза тёмные, им бы с Велешом поменяться очами, вышло б в самый раз:
– Мира! Хороши щицы, Елец? – весело спросил хозяин у воя.
– А то! – расплылся тот в ответ. – А у меня Лада знатные блины печёт.
Хозяин заимки хмыкнул. Обережник любил молодую жену, опекал, как ребёнка, и, как ребёнком любимым же, гордился.
Наконец, и колдун отложил ложку, сказал:
– Щи, блины… Сегодня нам и солома за радость была б. Как собаки бездомные – голодные, озябшие, никак не отогреемся.
Славен снова улыбнулся, забросил на печь тулуп, в котором пришёл, и сказал:
– Вовремя приехали, вон, как вьюжит. Сами-то в баню не хотите?
– Сил уже нет, – ответил ратоборец и добавил: – Славен, ты б дровишек принёс, а то промерзли мы. До сих пор поколачивает…
Мужчина потянулся обратно за тулупом и проворчал:
