Ничто не пугает сильнее тишины. И ничто не бывает громче полного отсутствия звуков. Никакой шум не способен погрузить тебя в состояние абсолютного отчаяния, заставляя мысленно умереть и потерять всякую надежду на воскрешение, кроме оглушающей тишины, услышанной в ответ на признание, обнажившее душу.
Я стояла перед Максом, оголив кровоточащее сердце, выкрикнув всё, о чём годами боялась признаться даже себе. Но для всего рано или поздно наступает конец: для терпения, самообмана, боли и даже дружбы. Мой сосуд со всем вышеперечисленным оказался переполнен, и я не смогла двигаться дальше, не расплескав всё содержимое и не забрызгав того, кто находился ко мне ближе всего. Пусть я не собиралась признаваться ему этой ночью, не желая портить такое важное для Жёлтого событие, как и не собиралась раскрывать рот в будущем, выпаливая всё то, что оглушило стоянку несколько мгновений назад, оставив чувства в тайне и стараясь пережить их, погрузившись в нечто гораздо более важное, чем собственные страдания. Но порой мы переоцениваем свои возможности, наделяя себя способностями, которые в реальности нам неподвластны. Так и я оказалась гораздо слабее, чем считала на протяжении всей жизни. Он сделал меня слабой и уязвимой, и этого я не могла себе простить. В очередной раз упрекала себя за чувства, а не его за слепоту и чрезмерную привязанность.
Эта близость не позволяла желать чего-то большего, порождала опасность потерять то, что мы имели. Ведь наша дружба была прекрасной. Я не видела больше ни одного примера, кто дорожил бы так сильно друг другом, как мы с Максом. Поэтому, сняв с себя груз, тянущий меня на дно бездны, и перевесив его теперь на шею Жёлтого, ощущала себя преступницей, совершив самое жуткое из злодеяний. Мне не позволено любить его, как женщина способна любить мужчину, как и не позволено отпихивать от себя, пытаясь избежать необратимого. Но я сделала это. Отдав предпочтение собственному спокойствию, предав самого близкого человека. Как можно рассчитывать после такого удара в спину хоть на какие-то слова? Подобное вероломство достойно лишь презрения. И я готовилась принять его с достоинством. Оставив Максу возможность перешагнуть через наше прошлое и вступить в новую, более счастливую, жизнь без меня. Но вряд ли после этого он сможет сблизиться с другим человеком. Ведь если нельзя рассчитывать на того, кому доверяешь все самые потаенные мысли и желания, как можно тогда верить остальным людям. Желтый не нуждался в том, чего у него было с избытком. Единственное, что отличало меня от других, таких же влюблённых в него идиоток – желание сделать его счастливым любыми средствами. Даже если это означало навсегда оставаться от него вдали, оставив за собой лишь светлые воспоминания о нашем детстве и счастливом времени вдвоём, когда Жёлтый и Красный не нуждались в остальном мире, создав свой собственный и найдя в нем все необходимое для счастья.
Макс смотрел на меня широко раскрытыми глазами, даже не пытаясь спрятать ужас, отпечатавшийся в каждой черте его лица. Он не шевелился, переваривая услышанное. А я понимала, что если останусь рядом с ним ещё хотя бы на мгновение, то окончательно перестану уважать себя. Никогда не видела на его лице подобного выражения, тем более по отношению к кому-то из женщин, даже самой назойливой.
Я понимала, как выгляжу в его глазах. Как жалкая дворняжка, обласканная кем-то однажды и после этого не дающая проходу этому несчастному. Так и ягодами готова была принимать любую подачку от Жёлтого, лишь бы не прогонял и дал возможность просто быть рядом. Именно такой я предстала в его глазах.
