Ещё Повелитель очень сожалел о коне. Красавец Аргамач, степной скакун чистых кровей, пал от стрелы в бою, и вместе с седоком – воеводой, рухнул с горы на город. Коня похоронили со всеми почестями до захода солнца, но боль осталась и щемила грудь, и ныла в ноге…
Он ещё мог рассмотреть хвост удалявшегося обоза, растянувшегося, что было видно глазу в глубину бескрайней степи. Обоз отбили у неблагодарного пса Тохтамыша в кровавой битве на Тереке. Хан бежал на север. Куда-то сюда. Но пусть не сомневается, и его настигнет кара Повелителя!
Этот обоз с богатой добычей сокровищницы беглого хана Тохтамыша гирями висел на войске, связывал руки Повелителя.
Пленение нукерами
Правильно, что избавился от обузы! Пусть до поры схоронится здесь, в ближних скалах. Место пустынное, пещер много. Сам указал, где схоронить, пока шли руслом реки Воргол. Сберечь, и – налегке… Пока русы не ждут!
Он вернулся в шатёр. Присел на ложе и взял в руки большое белое яблоко, сорванное им утром в саду, где разбили стан. Его чистый сладкий аромат не понравился Тимуру. В нём было что-то чужое, враждебное, непонятное. Кинжалом располовинил сочный плод и поёжился от нахлынувшей новой волны неприятного ему запаха холодной свежести. Даже мурашки пробежали по его обветренной спине. Забытое с детства ощущение страха на мгновение напугало его.
Голосом он призвал советников.
– Какие вести? – словно в пустоту обратился он к своим верным военачальникам.
– Великий эмир, московский князь Василий войском в десять туменов под Коломной стоят, но Оку-реку не форсирует, как его отец Дмитрий. Лагерем встаёт. Против наших тридцати шести туменов доблестных батыров под зелёным знаменем Аллаха сила небольшая.
– Их и против хана Мамая было меньше. Что ещё?
– Великий эмир, в окрестностях живой души не осталось. Добыча мелкая, оружие и кольчуги, да скудная казна княжеская. Всё уже отправлено.
– Позволь и мне, Великий эмир, слово молвить?
– Говори, – Тимур продолжал смотреть в пустоту.
– Фуража и ячменя на пять дней осталось. Обозы растянулись по всей степи. Урусские мастера кумыс не пьют, своей еды требуют.
– Убейте!.. Значит, если выступим завтра, до Москвы фуража хватит?
– На всё воля Аллаха и твоя, о Великий эмир!
– Что наш вассал, хан Тохтамыш, нашли его?
– На этой стороне Дона его уже нет. Похоже, он на пути в Сарай. Ползком ползёт, уже не встанет.
«Туктамыш по бесстыдству своему забыл оказанные ему милости и вынул голову из ярма покорности, а шею – из ошейника подчинения…».
«Анониме Искандера».
«Князя московского Василия разобьём, может и встанет. – Великий Повелитель до сих пор был в ярости, мысли набатом гудели в висках. – Собака! Неблагодарный пёс! Пять раз я поднимал Тохтамыша из грязи. Давал ему денег, лошадей, воинов… Бездарный неуч – он всё терял! Да, но он же опять увернулся и не сдох до сих пор! А пожгу я Москву, он её опять подчинит и потом вместе с урусами на меня навалится… Думай, Тимур, думай!»
– Завтра выступаем! – твердо сказал сам себе и знаком приказал накрывать ложе.
Он вышел из шатра размять опять разнывшуюся ногу.
