Пленники времени - страница 29



– Вы забираете все деньги. Нам даже не на что будет купить продукты. А до аванса еще две недели. – Возмутилась мать.

– Ничего. Одолжите у кого-нибудь взаймы. – Он пододвинул протокол. – Вот ознакомьтесь и подпишите.

И мать, и отец поняли, что все аргументы и разумные возражения не действуют. По очереди они прочли протокол и подписали его. Кгбешники собрались и, уходя, Седой сказал:

– На этом этапе все! – И многозначительно подняв указательный палец, добавил. – Пока все. – А если понадобится, мы вас вызовем. И окинув взглядом квартиру, сказал.

– Можете наводить порядок.

Как только они ушли, Сергей вопросительно посмотрел на родителей.

– Теперь, может быть, объясните, что происходит?

Отец с матерью переглянулись.

– Не хотели мы тебе ничего говорить. Ни к чему тебе эти неприятные известия. Но теперь придется. – Начал отец.

– Ты помнишь мужа папиной сестры из Одессы? – Перебила его мать.

– Дядю Моню? – Спросил Сергей.

– Да, его.

– Конечно, помню. Ну и что?

– А ты не забыл, как два года назад Хрущев со своей кукурузой компанией довел страну до того, что начались проблемы с хлебом, да и с другими продуктами тоже? – Продолжала задавать вопросы мать.

– И какая же связь между Хрущевым и дядей Моней? – Не понял Сергей.

– Прямая. – Вмешался отец. – Нехватку продовольствия Хрущев объяснял тем, что его расхищают шайки вредителей. И каждый день об этом шумела пресса. А во главе каждой шайки, почти всегда, оказывался какой-нибудь еврей. А если это был не еврей, то в прессе такого человека упоминали скромно. Например – Сидоров Н.И. Но уж если это был еврей, то его фамилию, имя и отчество смаковали с большим удовольствием. Что-то вроде – Гершензон Самуил Абрамович. Чтобы каждый советский трудящийся был уверен, из-за людей какой национальности, он не может купить нормальных продуктов в магазине.

– Прямо как у Высоцкого: “украли, я знаю, они у народа весь хлеб урожая минувшего года”. – Процитировал Сергей. – Песню Высоцкого «Антисемиты» слышали?

– Нет. – Ответил отец.

– А жаль. Оказывается, жизнь у нас как песня. – Он всплеснул руками.

– Только эта песня могла очень грустно закончиться. Чем-нибудь вроде второго «дела врачей». Так что сняли его вовремя.

– Ну и что же дальше?

– А дальше вот что. Дядя Моня работал кладовщиком на хлебозаводе. И при такой компании в прессе, а как всегда и везде подчеркивается, что наша пресса проводник политики партии, у них на заводе, ну просто обязана быть шайка расхитителей. Иначе никак. Вот и арестовали директора завода, главного инженера, главного технолога и еще кого-то. И, понятное дело, кладовщика. И на свою беду, дядя Моня оказался среди всех единственным евреем. Вот его наши бдительные органы и назначили главарем шайки.

– Точно тридцать седьмой год какой-то! – Сергей был поражен. – Дядя Моня боится собственной тени. Как он мог быть в какой-то шайке. Да еще и главарем. Абсурд!

– Это для тебя абсурд. А у «широкой советской общественности» кроме «справедливого народного гнева» никаких других чувств не бывает. Такая у нас действительность. Я еще помню сталинские времена. Стоило на кого-то указать пальцем и крикнуть “вот он – враг народа”, как толпы на площадях со злобной пеной у рта орали в экстазе: ”расстрелять, как бешеных собак”. И не надо было никаких доказательств. Никто их не требовал, и никто не предъявлял. Вот и Хрущев – наломал дров со своей кукурузой, довел страну до полуголодного существования, а потом пытался все свалить на вымышленных расхитителей. Да еще придумал термин – «экономическая контрреволюция против советской власти». Расстрельная статья. Поэтому КГБ этим и занимается. А с хрущевским антисемитизмом виноватыми всегда оказывались евреи.